Ольга Кучкина - Послание к римлянам, или жизнь Фальстафа Ильича

Она опять уткнулась в собственные руки, даже не усмехнувшись, не приняв сказанного даже в виде шутки, как на то рассчитывал Фальстаф Ильич при завязке беседы, и этим как бы обидев вероятностного обидчика.

Он дотронулся до ее запястья:

— Вы замерзли.

— Хотите предложить согреться? — так же хрипло спросила она.

— Да, пойдемте! — неожиданно для самого себя энергически произнес Фальстаф Ильич.

Энергия возымела действие. Незнакомка встала, он протянул ей руку, она вложила в чужую свою, они поднялись по лестнице. Оба шли молча, он впереди, ведущий, она чуть позади, ведомая, и это положение было таким интересным для Фальстафа Ильича, что он не заметил сам, как бодро начал насвистывать какой-то мотивчик.

— Любите битлз? — безжизненно спросила девушка.

Он не понял.

— Вы свистите Еллоу субмарин.

Он опять не понял, но через секунду до него дошло и он рассмеялся:

— А-а… Не знаю, так, в голову пришло, сам не знаю, откуда. Я знаком с другой музыкой.

Она не спросила, с какой, так же как не спрашивала, куда он ее ведет. А он не говорил. Он сразу решил, что пойдут к нему домой. Куда-нибудь в другое место — других мест он не знал, да у него в кармане и денег не было. Он нарочно вышел без денег. Дома были. И если она захочет куда-то пойти, он возьмет их из ящика стола, все, сколько есть, он и пересчитывать не станет, и они отправятся, куда она попросит. Но сначала ее нужно отогреть, наверняка ей понадобится туалет, может, она захочет принять ванну, потом он напоит ее горячим чаем с малиной: малина имелась. Что дальше — о том он не думал, но ощущал в себе прежний и еще больший подъем энергии. В его горячей ладони ее холодная согрелась, хотя она, как и раньше, безучастно брела за ним. Он опасался нарушить установившееся хрупкое равновесие и не заговаривал с ней, а только возобновил посвистывание, как оказалось, Еллоу субмарин. Милый мотив. Что-то в нем молодежное и нежно-зажигательное.

В подъезде, пока ждали лифта, она стояла, отвернувшись в сторону, так что он не смог разглядеть лица. Он увидел только еще раз спутанные длинные волосы и длинное черное пальто. В лифте пропустил ее вперед, и пока входил за ней, она шла к нему спиной, а когда повернулся нажать кнопку, стало почему-то неловко оборачиваться назад. Так и стояли: он впереди, она за его спиной, оба неизвестные друг другу. Он подумал: а вдруг дурнушка? И тут же ему стало смешно и он хмыкнул вслух. Как будто он собирался на ней жениться, а не просто выказать бескорыстное сочувствие. Как и прежде, она не выдала никакой реакции.

Вставив ключ в замочную скважину, он прошел вперед, чтобы зажечь свет, выключатель щелкнул, но свет не зажегся, электричества отчего-то не было. Стесняясь, он попросил подождать, наощупь добрался до кухни, там нашел в ящике стола свечу и спички, чиркнул, на свече появился маленький оранжевый шарик, выбравший из тьмы небольшой круг, держа свечу перед собой, он вновь вступил в прихожую.

— Извините, — сказал он, и сердце его упало.

Незнакомка, попавшая в тот же небольшой круг, насколько он мог понять в неверном его колыхании, была необыкновенно хороша собой. В полутьме проступали узкие скулы, маленький точеный нос, слегка полноватые губы четкого рисунка, свежая кожа, а главное, огромные и глубокие темные глаза. Отсутствие всякого выражения в лице, да еще страшный беспорядок, в котором пребывали светлые волнистые волосы, только и выдавали ее странное состояние. Она была старше, чем ему показалось в первое мгновение. Впрочем он не умел различать женских возрастов.

Фальстаф Ильич предложил неожиданной гостье снять пальто. Она расстегнула пуговицы и молча спустила пальто с плеч на пол, оставшись в чем-то изящном бело-голубом, голубой низ, белый верх. Фальстаф Ильич закусил губу. Никогда такая женщина не переступала порог его дома.

— Хотите в туалет, хотите в ванную, хотите чаю или поесть? — выдал он заготовленный набор, поднимая одной рукой ее длинное черное пальто, а другой продолжая держать свечу.

— Да, — сказала она. — Все.

— В какой последовательности? — спросил он, сам все еще оставаясь в плаще.

— В такой, — коротко ответила она.

1995.

Ариадна . Как вас зовут?

Фальстаф Ильич . У меня странное имя.

Ариадна . У меня тоже.

Фальстаф Ильич . У вас какое?

Ариадна . Ариадна. Ада.

Фальстаф Ильич . А у меня Фальстаф.

Ариадна . Вас, наверно, дразнили Фальстартом?

Фальстаф Ильич . И так тоже.

Они пили чай за журнальным столиком. На кухне он постеснялся накрыть, решив, что в комнате будет приличнее. Она забралась с ногами на диван, укутавшись в его порядком выцветший бывший вишневый халат, мокрые волосы ее, высыхая, светлели и светлели глаза. Он увидел, что они вовсе не темные, а глубокие васильковые. Он справился с пробками, и теперь электрический свет заливал ее. Хорошо, что этого не случилось сразу. Хорошо, что ему дали возможность (судьба?) привыкнуть к ней постепенно. Если это можно назвать привычкой. За весь вечер она ни разу не улыбнулась, не говоря о том, чтобы засмеяться. Он от нее этого и не требовал. Состояние, переживаемое им, было совершенно новым. Он чувствовал себя как воздушный шар, все его внутренние органы, включая сердце, селезенку, легкие, не лежали, как прежде, сбитые, и плотно, на своих законных местах, а болтались как в воздухе, отчего он ходил и сидел в неравновесном состоянии, будто пьяный, и мог в одну и ту же секунду взлететь или умереть от отрыва какого-нибудь органа, и стало быть, последующего кровоизлияния. Ему то и дело хотелось смеяться — немного над этим почти нереальным приключением, немного над собой, чтобы все-таки присутствовала ирония. Но радость преобладала.

— Я буду звать вас Лесик , можно? — сказала она.

Он замер.

— Вам не нравится?

— Что вы!… Я просто хотел сказать, что меня звали по-всякому, но так еще никто и никогда.

— Лесик идет к вашим усам.

Она его рассматривает! Она оценивает его внешность! Не он — ее, красавицы, а она — его, полного середнячка! Он, он должен был говорить ей про ее глаза, волосы, руки, а он молчит, словно у него язык прилип к гортани, и только похмыкивает, чтоб не дать прорваться глупому внутреннему смеху. Она, наверное, считает его неумным. Ей, должно быть, скучно с ним. Так и есть. Это она, по сути, и сказала.

Ариадна . Я пойду спать.

Фальстаф Ильич . Я постелил вам в спальне.

Ариадна . А вы где ляжете?

Фальстаф Ильич . Тут, на диване.

Ариадна . Вы не очень будете страдать?

Фальстаф Ильич . Почему?