Георг Мордель - Красный флаг над тюрьмой

— Цыгана им надо с гитарой! — сказал Миша. А то евреи им весь свет застили.

Стасик покачал головой:

— Хохла им надо! Такого же, как сами, чтоб вместо ночной посудины ставил под кровать армейский котелок с войны, как у Гаврила. Не люблю их. Варька совсем не такая.

— Жаль, что у вас денег нет. Вам бы пригодилось получать от меня посылки.

— А вы когда едете?

Миша развел руками:

— Помнишь "Интернационал"? Ни бог, ни царь и ни герой — никто не знает.

— Из-за дипломов?

— Из-за дипломов, из-за таможни, из-за КГБ. В Минске был артист, уплатил за высшее образование, уложил вещи, сел на поезд, а его в Бресте с поезда сняли по обвинению в антисоветской деятельности. Другого арестовали час после того, как он получил визы в ОВИРе: сионист. В нашей прекрасной стране говори "гоп", когда минуешь станцию Чоп. В ОВИРе дают подписать документ, что советское гражданство сохраняется за тобой до "момента пересечения границы", чтоб знал — пока не выехал, сошлют и упекут, а ты даже не пикнешь.

— Может правильно? А то что будет: получил человек визу, пошел убил кого-нибудь или аферу прокрутил, а судить нельзя — иностранец.

— Судят и иностранцев. А, во-вторых, вся Европа пересекает границы соседей без паспортов вообще, что же там, так и шныряют убийцы и воры? И потом, ты евреев с малых лет знаешь, жил в доме, где полно евреев, с нами уже пять лет в одной квартире; разные есть евреи, но таких идиотов, чтобы с визой в кармане подставлять себя под суд, таких не найдешь. Тут и так хватает всякого, пока визу получишь.

— Я, между прочим, Кузнецова немного знал, которого судили за угон самолета. Дикая совсем история. Угнать самолет из СССР?! Я все думаю, за что их могли судить? За подготовку к угону? А как доказать, что это подготовка? Я завтра начну собирать рюкзак, намалюю таблички "Осторожно, мины!", что же мне уже можно приписать угон самолетов?! Я своего дядьку спросил, который судья, дядька сказал, что судить можно за совершенное преступление, за мысли совершить преступление судить нельзя.

— Дядя знал, что ты о деле Кузнецова спрашиваешь?

— Что ты! Он у нас идейный. Переживать будет за советскую власть, плакать за нее, краснеть, но чтобы он ее вслух осудил?! Никогда. Я спрашивал вообще, в принципе.

— В принципе на рижской таможне висит список вещей, которые можно вывозить за границу, если едешь на постоянное жительство. Инструкция говорит, что можно вывозить по 400 граммов серебра на взрослого, по два ковровых изделия. А на Югле, где досматривают евреев, из ящиков выкидывают ковры, они дороже, чем 250 рублей. Евреям дают вывезти только по 200 граммов серебра, а что такое 200 граммов? Четыре чайных ложечки. Закон гласит, что если муж, скажем, остается в СССР, а жена решила уехать на постоянное жительство в капиталистическую страну, с нее достаточно, если она предъявит в ОВИР заверенное нотариусом разрешение мужа. Для евреев закон не действует. У евреев требуют развода.

— Все равно едут! — сказал Стасик. — У меня лучшие кореша евреи были: Сашка Гальперин, Миша Киршбаум, Алик Розовой. У Альки я дочку из роддома получал, он на Дальнем Востоке служил, не мог прилететь, Соня меня попросила: "Получи ты, Сарочку, вместо Альки". На свадьбах друг у друга танцевали, все праздники — в одной компании, и нет никого. Как будто переселились в другой мир. Я тебя спрашиваю: не может же быть, чтобы у нас никогда не сделали нормальные порядки с выездом? Я все жду, а вдруг начнут разрешать путешествия?

— Я тоже ждал, с 1945.

— Нет, вы свое сделали! Только подумай, страна ни с чем и ни с кем не считалась. Задумали войну начать из-за Выборга, начали. Им, видишь, не нравилось, что граница от Ленинграда в 30 километрах, из-за этого можно войну начать с Финляндией. Задумали с танками в Латвию и Литву явиться, и явились. Захотели Чехословакию занять, раз-два и заняли. Что там ООН, что там Европа, им чихать. Сколько было шума из-за 12 миль морской границы! Л чем закончилось? Москва сделала, как хотела. А на евреях осеклась. Сперва пресс-конференции: Райкин, Плисецкая, генерал этот?

— Драгунский.

— Точно. Кричали, клялись: "Евреям не нужен Израиль, не поедем!", а через год пол-Риги опустело. Одних моих знакомых человек 50 уехало. В "Неделе" писали, за два года из СССР в Израиль уехали 20000 человек. А я думаю, в три раза больше? Вот тебе и железный занавес. Смешно. Я одного типа знаю, сколько лет вопил у нас на работе: "Жиды — трусы! В войну Ташкент оккупировали!", а теперь ходит латышей кроет по чем зря. Жиды арабам морды набили, а евреев в Израиле — 2 миллиона, а нас, латышей, здесь два с половиной миллиона и не можем русских прогнать! Нет, прорубили вы ворота!

— Это не ворота, — Миша покачал головой. — Это — электрическая калитка Кауфбайринга. В концлагере Кауфбайринг была калитка, через которую ходили на работу. Около калитки сидел эсэсовец. Откроет выход, пропускает колонну. Кто проскочил, на сегодня жив остался. Пять человек пропустит, десять, а на одиннадцатом ударит калиткой по человеку — насмерть. И никто не знал, какого он ударит: одиннадцатого, или пятого, или двадцать пятого. Такая была игра без правил. Здесь то же. Десять семей выпускают, одиннадцать, а на двенадцатой калитка захлопывается, и сидят люди без работы, без защиты законов и не знают, сколько им так сидеть. А ведь скольких людей не просто отослали из ОВИРа — "Вам отказано", да по каким причинам отказано: "Выезд нецелесообразен", "Режимные соображения" — туман какой-то, издевательство; скольких посадили в лагеря, довели до инфаркта. В Виннице судят инженера, фамилия его Школьник; сперва его обвиняли в том, что он английский шпион, потом, когда в Англии начался скандал, переменили песню: "Шпион в пользу Израиля". В Минске каждый день Таскают в КГБ полковника Давидовича, полковник захотел в Израиль. Больной человек, давно в отставке… В Свердловске судят учителя: сионист. В Перми разыграли процесс против портного. Да у нас в Риге было три "дела": Кузнецова судили в Ленинграде, а группу якобы его сообщников — у нас, потом судили Рут Александрович, за "распространение самодельной газеты на языке иврит". Я когда нес документы в ОВИР, не знал, выпустят или посадят.

— Остановить хотят. Если всем, кто попросит, давать разрешения, считай, половина евреев убежит. А что скажут латыши или литовцы? Мы-то чем хуже?

— Половина не уедет. Даже если бы хотели. Люди живут в стране в десятом и двадцатом поколении, я видел в Бердичеве еврейское кладбище, там есть на могилах камни 1450 года. Тысячи и десятки тысяч не могут ехать, потому что не в состоянии оплатить дипломы, потому что не вынесут дорогу, потому что у них старые, больные родители, которых они не бросят. А разве мало евреев, которые и не хотят уехать: им в капиталистическом обществе делать нечего. А сколько тысяч попались, влипли? Страна была заперта, казалось, навеки. Люди искали, как устроить жизнь получше в данных условиях, пробивались в науку, на хорошие должности, а теперь и захотели бы уехать, так они знают, что их при первой же подаче документов упрячут в сумасшедший дом, затравят. Да мало ли причин. И власти наши это прекрасно знают. Трагедия именно в том, что все не могут уехать, но и жить здесь нельзя. При Хрущеве собирали ЦК Латвии, обсуждали вопрос "О засорении кадров евреями", при Косыгине президент Академии Наук СССР Келдыш заявляет: "Нам нужно растить собственные, национальные кадры", а евреи — и не собственные и не национальные кадры, а инородное тело. Зимой 1971 года в Риге было совещание высших чинов КГБ, выступал заместитель министра Союза, он прямо сказал: "Все евреи, начиная Гилельсом и кончая последним сапожником, все не разделяют советскую политику на Ближнем Востоке", все евреи — "Инородное тело в нашем обществе"…