Михаил Васильев - Остров

По оранжевому небу, мимо синих ночных облаков, поднимающихся из моря, полз американский авианосец, даже отсюда — нереально громоздкий, непонятно как держащийся на воде.

Во время последней стоянки, Белоу, одев штаны, тоже зачем-то отправлялся на американский линкор.

Сидя в ничейном шезлонге, Мамонт мог теперь думать, что все эти челночные метания беловой яхты вблизи оказались совсем обыденными. Так, суетливые хлопоты.

А вот и он сам. Белоу появился из открытой двери напротив и сел перед ней. Сидел молча, будто заслоняя Мамонту выход.

Дурацкая эспаньолка Белоу контрастно темнела в сумерках, отчего казалось, что он разинул рот. Между ними оказался белый пластмассовый столик на одного — диаметром с дамскую шляпу, видимо и не столик вовсе, а подставка для цветочного горшка. Появившийся Степан уставил его чем-то непонятным в темноте. Угадывались только вазочки с мороженым (все-таки две!) и ближе к Белоу — неизменный стакан "Хайболла".

— Ну что, Онуфрий Николаевич? Как живешь? — заговорил Белоу, будто только сейчас заметил его.

— Да никак, практически, — отозвался Мамонт. Он зачерпнул тяжелой серебряной ложкой растаявшее мороженое, понес ко рту, осторожно, почему-то опасаясь, что ветер сдует его в лицо Белоу. Было немного неловко чувствовать себя в качестве замены Эллен.

— Гражданские войны имеют обыкновение расширяться, не вмещаются в границы, — произнес что-то непонятное Белоу. — Расползаются они. Расползаются… — Он смотрел в сторону — уже совсем далеко над черными, сложно изломанными башнями авианосца, как мухи, кружились вертолеты. — Иногда достигают и тех стран, которые вовсе не подозревают об этом… До поры.

Оказывается, Мамонт отчетливо помнил еще тот, детский, вкус мороженого, который ощущал в детстве. И сейчас даже мог сравнивать с этим вот. С приближением какой-то земли в небе появились бакланы или большие фрегаты. Их черные силуэты в этом сумеречном небе напоминали допотопных птеродактилей.

— Теперь это самое ведомство с удовольствием вернуло бы тот остров обратно, — опять заговорил Белоу. — Видишь, как изменилась ситуация. Война рядом. И не продашь из-за этого. Тяжелая ноша… Вот бы в аренду — хотя бы тебе… Это вполне законно. О да!

Мамонт развлекался тем, что следил за своим пустым стаканом, от тряски и напора встречного ветра постепенно сползающим к краю стола, и ловил его в последний момент. Он уже перестал слушать Белоу, потеряв надежду что-то понять.

— Подожди, подожди, — с внезапным нарастающим восторгом забормотал Белоу, хотя Мамонт ничего не говорил. — Так можно и с налогами покончить… Значит, если я даю, дарю, тебе его в бесплатную аренду, то мои дарители остаются в дураках. Наконец-то слезут с меня. А то покоя нет от их подарка. Правильно?

— Правильно, — согласился Мамонт, хотя не знал, что такое аренда.

— В бессрочную аренду, — все твердил Белоу. Вот так он не успокаивался уже несколько дней. — Или просто подарить? Нет, тоже налогов много. Лучше продать. За доллар. Ну, чего смотришь? Доллар я тебе взаймы дам. Согласен?

— Как хотите, — пробормотал Мамонт. Он понял, что его собираются высадить неизвестного где, на необитаемом острове.

"Ну и хрен с тобой. Нужны вы мне все…"

— Бумаг нужно будет оформить гору — но это ничего, на это у меня специальные люди есть, — продолжал Белоу. Тебе нечего волноваться. О кэй?

— Да не волнуюсь я.

Белоу все уговаривал Мамонта принять подарок, хотя тот еще ни разу не возразил.

Снаружи приближающийся остров был цельным и мягким. Не верилось, что внутри зачем-то — множество и множество подробностей.

"Строго говоря, его быть не должно. Все это может существовать только в воображении. Вот и добился права на одиночество?"

Мамонт смотрел на остров. Теперь он стал длинной полосой земли, неровной, холмистой, будто покрытой густой зеленой шерстью, с розовой скалой вдали.

"Лучшая доля… Это лучшая доля и есть? Скоро, сейчас… Вот она, настоящая заграница. Теперь настоящая."

— Считай, вотчина тебе на кормление. С моего плеча, — заговорил Белоу. — Real estate.

С борта уже был спущен веревочный трап. Внизу трепыхался на волне, нетерпеливо стучался о борт давнишний водный велосипед.

— И транспорт тебе, — от Ленки остался. На всякий случай… Вот и живи, раз мизантроп. Тут и земля недалеко, материк. В хорошую погоду видно, — Белоу повернулся, собираясь уходить.

Прощание получалось холодным. — "А чего я ждал?"

Непривычное ощущение плотного песка под ногами. Слегка кружилась голова. Чувство, что он наконец-то оказался где-то по ту сторону: то ли с другой стороны зеркала то ли вошел в картину.

Плавно изогнутый бесцветный берег с пальмами вдали. Между ним и пальмами — только, гладко отполированный прибоем, чистый песок. Как реагировать на все это. Засмеяться? Мамонт двинулся вперед, к волшебным деревьям. Странно, что это возможно: просто так, ногами, дойти до них. У кромки — невидимая вода, нагревшаяся так, что он едва заметил, что наступал в нее. Оказывается, он все еще сжимал в кулаке канадский доллар с бобром, тот самый — символический. Забыл отдать его. Карманов так и не было, он разжал кулак, металлический кружок упал в зеленоватую, чистую, как в ванной, воду.

Декоративность пальмового леса сохранилась и вблизи: никакого подлеска, никакого мусора. Тот же паркетно-ровный, с ненужной тщательностью отполированный волнами, песок.

"Как там? Первый день творения… Чем-то похоже на парк. А орехов, кажется, нет!"

Вверху виднелись только черные сгнившие остья. Оказалось, что забраться туда немыслимо. Подальше стояла еще одна кривая пальма, полу- засыпанная песком, свесившаяся над самой водой…

За изгибом берега показалась груда оставленных для него ящиков.

"Мушкеты? Запас пороха и дроби?.." — Стало любопытно: что мог оставить скуповатый до сегодняшнего дня Белоу.

Матросы уже уходили на шлюпке от берега, опять куда-то торопились.

"Это ясно, своя жизнь", — Уже чужая, чуждая, немного непонятная. Как ни странно, но Мамонт только сейчас разглядел название яхты. "Светлый путь".Он стоял в воде, под кривой пальмой, задрав голову. Орехов окончательно не было- вверху та же грубая черная солома. На "Светлом пути" уже поднимали на тали шлюпку. Вот и яхта отделилась от него, чужая жизнь, упакованная в железную тару. Стоя по пояс в воде, он вдруг осознал, что ему некуда идти. Неожиданная проблема. Понял, что всегда куда-то торопился, часто его гнали куда-то, и вот теперь!..

"Некого спросить — куда идти Мамонту — налево, направо?.."

Очнулся от нечеловечески мощного голоса. С яхты кто-то что-то говорил в мегафон. Мамонт махнул в сторону голоса рукой, полез на берег. С яхты, кажется, о чем-то спрашивали. Мамонт закивал головой, прощально замахал руками. Голос замолчал, успокоившись.