Михаил Васильев - Остров

— Глупая это их идеология, — Кент с подзорной трубой все-таки догонял его.

— Любая идеология глупая, — неохотно пробормотал Мамонт.

— Нескучный у них бунт. У маменькиных сынков. ("И дочек", — подумал Мамонт.) Из дому сбежали, водку пьют, наркотики едят. Сношаются без венчания — протест, блин! Из нашего двора половину пацанов увели, и не на тропический остров, а на зону малолетнюю. Показать бы им настоящего анархиста. Хотя бы меня.

Из-за кипы, распустившихся веерами, крупных папоротников навстречу вывернулся Ихтиандр, в юбке из травы, с баллонами за спиной и с подводным ружьем.

"Странно, он же шел с другой стороны, — Впервые Мамонт видел его лицо вблизи: узкое, смуглое, с густыми бровями, угадал в нем красавца. — Наверное, так выглядят сутенеры."

— Привет собрату по разуму! — Вышел вперед Кент, останавливая Ихтиандра.

Тот молчал, непроницаемо глядя на мизантропов. Мамонт в упор разглядывал его ружье из непонятного светлого металла. То, которое оставил ему когда-то Белоу, выглядело бы рядом архаичной дешевкой. — "Куда оно, кстати, делось?"

Кент плавно обходил Ихтиандра, заметив в его сетке для подводной добычи маленький опечатанный кувшинчик, похожий на миниатюрную амфору, — традиционную тару для японской водки — авамори.

— Явно на пикник собрался. К девочкам, — Кент пародийно уставился пальцем на амфору. — Откровенно обносит хозяев острова, выползок буржуйский. Живут же люди, удобные места для протеста выбрали.

Ихтиандр хмуро следя за ним взглядом, внезапно достал — откуда? — мятую долларовую бумажку, сунул ее Кенту.

— Червонец? Годится, — преобразился Кент. — Ну, вы давайте здесь, чуваки, а я за бутылкой быстро. Тут большая бутылка выйдет, даже весьма…

Стоя напротив Ихтиандра, Мамонт по-прежнему с нелепым вниманием изучал его ружье. Ихтиандр смотрел на Мамонта все также мрачно и как будто оценивающе, словно собирался в него из этого ружья выстрелить.

— Хотел искупаться, — придумал, наконец, Мамонт, — а там ваши. Стою, смотрю — а к воде не подойти, — Он заметил, что пытается изобразить жестами какое-то юмористическое отчаяние.

Неожиданно Ихтиандр цепко схватил за плечо. Жестко надавив сверху, почти насильно усадил его, недоумевающего, на землю. Стоя над ним, откупоривал свой кувшинчик. — "А, так это пьянка," — понял Мамонт.

— Вообще-то неаристократично пить в это время дня, — Кажется, он автоматически настраивался на застольный тон. — Вы, американцы, — демократы, — заговорил он на доступном ему английском языке. — Вы демократы и привыкли фамильярно обращаться с такими высокими особами как я. Да шучу, шучу я, — Перехватывая по-прежнему мрачный взгляд Ихтиандра. — Ты думаешь, я за бабами вашими наблюдаю? — Наспех подбирая английские слова. — Надо мне больно. — "Как это по-английски?" — Уж и возраст не тот.

Ихтиандр, стоя и глядя в сторону, протягивал, налитый до краев, стакан. — "Тара-то откуда?"

— Чтоб жизнь полная была? Как говорится. Ну, давай, друг! Будет брага — будет и отвага, — Передал Ихтиандру опустевший стакан. — Это тост называется. Про закуску ты, конечно, не догадался…

"Интересно, понимает он, что я говорю?"

— Что между нами общего, старик? Ничего. Только то, что водку любим одинаково. Страсть к напитку. Вот ваш институт хиппи…

Оказалось, что Ихтиандр уже стакан наполнил и протягивает снова.

— А ты сам-то, буржуин?.. Чудаковатый ты мужик. Ну что же, и один выпью. Думаешь, не смогу? Глядите, изумленные народы… Я думал, вы, хиппи, с юмором ребята. Вижу, ошибся. И вообще, грубовато вы протестуете против материального мира, грубовато. Что-то, чувак, меня твое японское не берет. А вот мы, местные аборигены, народ мизантропов, без юмора не можем. Народ мы легкий, из моря вышли. Как гласят наши легенды…

Ихтиандр, так и не выпив сам и даже не садясь, опускал сверху очередной стакан.

— Странное у вас, хиппи, представление о застолье. Видимо, вы и в этом не разбираетесь. Вот и закуску не изобрели. Был у меня друг, американизировавшийся, тот хоть льдом закусывал. Любил… — Мамонт путано переходил с русского на английский и наоборот. Непонятно, как его лучше понимал этот Ихтиандр. И понимал ли вообще. — Нравится мне здесь, пиздюк. Хотя какая-то мелкая трусость все же свербит. Естественная для такой благополучной жизни. Будто что-то должно случиться, сломаться, жизнь не может всегда быть такой.

Далеко в ущелье, будто паучок на паутине, висел чей-то маленький пузатый вертолет.

— В прежнем мире я тоже был кем-то вроде вас. Там нас, советских хиппи, зовут бичами, а протестовал я не под пальмой, а под забором. Это очень существенная разница. Ощутимая. Вообще много всего приключенческого перенес. И так тебе скажу, приключение — дело трудное и неприятное.

Ихтиандр молчал. Мамонт заметил, что рука его, сжимающая опустевшую миниамфору, напряжена так, что проступают кости.

— Все-таки за баб своих обижаешься. Не нужны мне самки твои… Ну, посмотрел — не убавилось от них. Худее не стали, — Мамонт поднялся на ноги. — Ну ладно, повеселились… спасибо, друг, за угощение. Пошел я. А ты заходи как…

Совершенно внезапно Ихтиандр схватил его за горло.

— Ты что, Отелло сраный? — еле-еле прохрипел Мамонт, пытаясь отогнуть чужие пальцы, неожиданно твердые, древесной прочности. Вцепился в них обеими руками — Ихтиандр давил все сильнее — ,всей своей физиологией ощущая железную силу, обнаружившуюся в прижавшемся к нему теле. Кто-то, легко игнорируя его волю, не обращая внимания на его к этому отношение, грубо ломает его, делает с ним, Мамонтом, что хочет. Ощущая мерзкую близость, он еще раз напрягся в попытке оторвать от себя руки ублюдка, сломать прочные пальцы, со злым отчаянием от несправедливой ничтожности своих сил. Оказалось, его убивают, деловито и напряженно. Отнять саму жизнь — какая дурацкая прихоть. Он лез пальцами в чужой рот, пытаясь его разорвать, задыхаясь от слабости, от стремительного упадка сил. Неожиданно ощутил, что Ихтиандр оттолкнул его. Мамонт попятился, ударившись спиной о какие-то кустарники, плавно погрузился в них. Оказывается, он был жив. Наверное, Ихтиандр отчаялся убить его таким образом.

Он сначала услышал, а потом увидел девчонку, бегущую вдоль ручья. Ту самую, что видел сегодня на лежбище хиппи, сейчас в несоразмерно большой тельняшке до колен. Она что-то кричала, скользя на мокрых камнях и почему-то размахивая чем-то вроде альпинистского ледоруба. Ошеломленная увиденным, юная самка явно торопилась остановить его убийство, заступиться.

"Теперь все", — Мамонт почему-то сразу поверил, что она способна сделать это. Уже приготовил горькую ухмылку несломленного выстоявшего человека, заранее принимая ее испуганное сочувствие.