Майкл Ридпат - Все продается

Я придерживался своего плана, но первые шестьсот метров большинство финалистов и не думали отставать от меня. Стоило мне сделать рывок, как соперники тут же подтягивались, и я снова чувствовал за спиной их дыхание. За двести метров до финиша я немного увеличил шаг и начал медленно отрываться от основной группы финалистов. Сто пятьдесят метров я был на пять ярдов впереди всех сильнейших бегунов мира. Тысячи зрителей, собравшихся на олимпийском стадионе, подбадривали меня — я был уверен, что только меня. Это были лучшие пятнадцать секунд моей жизни.

Потом, когда до финиша оставалось всего пятьдесят метров, мимо меня проплыли две зеленые майки — за победу боролись кениец и ирландец. Я приказывал своим ногам передвигаться быстрее, удлинить шаг, но они не желали повиноваться. На самом деле зрители подбадривали не меня, а двух спортсменов, бежавших на один-два ярда впереди. Мне казалось, что я не приближаюсь к финишной ленточке, а медленно отдаляюсь от нее.

К финишу я пришел третьим и получил бронзовую медаль.

Первые месяцы после Олимпийских игр я купался в лучах славы. Меня поздравляли пресса и телевидение, коллеги по работе, все, с кем мне приходилось встречаться по делам банка, даже совсем незнакомые люди на улице. Несмотря на всю эйфорию, я не мог утаить от себя один простой факт. Я проиграл. В этот забег я вложил всего себя, год моей жизни был целиком отдан полутораминутному финалу. И все же я проиграл.

Мой результат был намного выше личного рекорда. В следующем сезоне, возобновив тренировки, я не смог даже приблизиться к нему. Это действовало угнетающе. Я все больше и больше убеждался, что мне никогда не удастся не только показать лучшее время, но даже повторить его.

А между тем в жизни было много прекрасного. Друзья, например. Я хотел найти увлекательную работу. Мне нужно было попробовать свои силы в чем-то другом.

И я бросил легкую атлетику.

Я сказал о своем решении Фрэнку. Я был уверен, что он выйдет из себя. Но Фрэнк принял мое решение на удивление благожелательно. В сущности, он поддержал меня.

— Я знал многих парней, жертвовавших всем ради легкой атлетики, — сказал он. — Посмотри мир и выбери себе дело по душе.

Думаю, он понимал не хуже меня, что я достиг предела своих возможностей. Он не хотел, чтобы я тратил годы жизни на несбыточную мечту о золотой олимпийской медали.

Итак, я бросил спорт. Я стал смотреть на мир вокруг, собираясь победить в чем-то другом. Например, занявшись ценными бумагами.

Я устремился к пруду, пулей пролетев мимо пожилой пары, бежавшей трусцой со скоростью пешехода. За мной, не обращая внимания на умоляющие крики хозяина, увязался коричневый сеттер. Несколько метров он прыгал рядом, а потом его внимание привлек терьер, который лаял на притаившуюся в ветках дерева белку. Сеттер одним прыжком перемахнул через обнявшуюся парочку; устроившиеся под деревом влюбленные даже не заметили собаку.

Бросить бег совсем я не мог. Три-четыре раза в неделю я пробегал несколько миль по периметру Гайд-парка так быстро, как только мог. Мне нужен был приток адреналина, я не мог жить, не ощущая время от времени мазохистского удовольствия от полного изнеможения.

Потом я вспомнил о вчерашней сделке со шведскими облигациями и невольно улыбнулся, снова почувствовав удовлетворение от того, что я был прав, а рынок ошибался. Точнее, были правы Хамилтон и я. Но все равно для начинающего трейдера я поработал неплохо. Впервые в жизни я был в напряжении, в настоящем напряжении, и я с ним справился. В какой-то момент я испугался, но тут же взял себя в руки. Страх всегда предшествует опьянению успехом. Как бегуну приходится испытывать болезненный прилив адреналина, так и трейдеру, принимая рискованное решение, не обойтись без страха.

Я попытался угадать, что скажет Хамилтон по возвращении. Мне впервые представилась возможность показать себя в деле, и я справился. Я надеялся, что Хамилтон будет доволен.

Я обогнал стайку весело щебечущих арабок, вышедших на вечернюю прогулку в черных яшмаках и золотых паранджах, и повернул налево к выходу из парка. На последних двухстах ярдах, отделявших меня от моего дома, я увеличил скорость, не обращая внимания на протестующие против такого насилия мышцы.

Из кармана шортов я достал ключи. Обливаясь потом и тяжело дыша, открыл входную дверь, перешагнул через груду нераскрытой макулатуры, что пришла по почте, и с трудом втащился по лестнице на второй этаж.

В квартире я, наконец, позволил себе расслабиться и упал на диван. Я слишком обессилел, чтобы двигаться, и лишь повел глазами. Небольшая, удобная квартирка. Одна спальня, гостиная с кухней в нише и прихожая. Я поддерживал в квартире относительный порядок, приходилось это делать, потому что здесь было слишком мало места. Мебель была простой, практичной и дешевой. На камине стояли мои самые ценные спортивные трофеи и черно-белая фотография родителей. Они прислонились к каменной стене и улыбались мне радостной улыбкой счастья, потерянного двадцать лет назад.

Небогатая квартирка, но мне она нравилась. Удобная нора.

Я со стонами сполз с дивана и, с трудом переставляя непослушные ноги, побрел в ванную.

На следующий день, едва успев прийти на работу, я схватил со стола Карен свежий номер «Уолл-стрит джорнал». Эта газета лежала там каждое утро. Отыскивая в колонке биржевых котировок «Джипсам», я с удивлением обнаружил, что газета в моих руках немного дрожит.

Вот они. Двенадцать долларов с четвертью. За ночь курс акций поднялся больше чем на пятьдесят процентов! Я обернулся и увидел, как в операционную комнату входит Дебби. В руках она сжимала чашку кофе. Дебби сразу поняла, что я ищу в газете.

— Ну и как? — спросила она.

— Двенадцать с четвертью, — не в силах сдержать счастливую ухмылку, ответил я.

— Невероятно! — воскликнула Дебби и выхватила газету у меня из рук. Она издала победный вопль и подбросила газету к потолку. Все повернулись к ней.

— Я разбогатела! — завопила Дебби.

— Не слишком, — возразил я. — Всего на несколько тысяч долларов.

— Ох, заткнись, старый зануда, — сказала она. — Я побежала за шампанским. У нас в холодильнике есть апельсиновый сок. Угощаю всех.

Я не был уверен, что нам стоит праздновать, но Гордон и Роб уже облизывались, и даже Джефф в предвкушении довольно потирал руки. У него были свои причины радоваться. За ночь доллар наконец сделал то, что предсказывала экономическая модель Джеффа.

Через четверть часа Дебби вернулась; Она несла корзину со льдом, в котором охлаждалась бутылка шампанского. Понятия не имею, где она умудрилась найти шампанское в этот ранний час. Мы достали бокалы, апельсиновый сок из холодильника. Не прошло и двух минут, как мы уже пили за успехи «Джипсам оф Америка».