Майкл Ридпат - Все продается

— Нет, здесь речь пойдет о другом. О бросовых облигациях. Для «Таити», нового отеля в Лас-Вегасе. Рискованная операция — ведь строительство казино финансировалось почти целиком в долг. Но доход по облигациям высокий — четырнадцать процентов.

— Ого. Это много. Думаю, нам стоит подумать. Здесь вы можете заработать себе на хлеб.

Мне очень хотелось надеяться, что Хамилтон прав. Бросовые, или, как их иногда более осторожно называют, «высокодоходные», облигации могут приносить большую прибыль, но могут оказаться и очень опасными. Первым названием они обязаны огромному проценту купонов, а вторым — их крайней ненадежностью. Обычно такие облигации выпускают компании, по уши увязшие в долгах. Если дела идут хорошо, то все остаются довольны: инвесторы, купившие бросовые облигации, получают свой высокий процент, а владельцы компании, вложив обычно поначалу ничтожную сумму, сколачивают состояния. Если же дела идут не очень хорошо, то компания оказывается не в силах заработать деньги даже на выплату процентов и становится банкротом, а бросовые облигации, купленные инвесторами, делаются бросовыми в полном смысле слова — отныне они годны только для мусорной корзины. Секрет успеха инвестиций заключается в выборе таких компаний, которые выживут после всех потрясений. Вот здесь-то и должен сказать свое веское слово я, специалист по анализу кредитования. Хамилтон давно хотел взяться за сделки с бросовыми облигациями, поэтому он в помощь себе специально нанял человека, имеющего опыт работы с кредитами. Я очень надеялся, что смогу использовать свой опыт в этом первом деле, хотя ничего не понимал ни в казино, ни в игорном бизнесе вообще и относился к новой затее «Блумфилд Вайс» скорее с подозрением.

— Что ж, держите меня в курсе дел, — сказал Хамилтон, встал и вернулся к своему столу.

Дебби что-то неразборчиво пробормотала. Мне показалось, что она прошептала: «Сволочь!»

— Что ты сказала? — переспросил я.

— Ничего, — ответила Дебби, еще ниже склонившись над калькулятором. Даже ее стол прямо-таки излучал гнев и раздражение.

Я бросил взгляд на часы. Было без четверти двенадцать.

— Послушай, время идет к ленчу. Может, сходим куда-нибудь перекусить? — предложил я.

— Еще рано, — возразила Дебби.

— Ерунда, пойдем, — настаивал я. Дебби вздохнула и бросила ручку на стол.

— Ладно, пойдем.

На этот раз мы пренебрегли нашей привычной итальянской бутербродной по другую сторону улицы и решили прогуляться до кафе «Бирли», рядом с Мургейт. Взяв несуразно дорогие сандвичи с индюшатиной и авокадо, мы направились на площадь Финсбери.

День выдался великолепный. Светило солнце, и легкий ветерок трепал платья секретарш, высыпавших на лужайку в центре площади, чтобы принять солнечную ванну в обеденный перерыв. Мы отыскали незанятый пятачок травы, откуда открывался вид на площадку для игры в боулинг. Там развлекались молодые парни в ярко-синих полосатых майках и красных подтяжках. Над лужайкой стоял негромкий гул: это болтали, повернув к солнцу свои бледные лица, канцелярские служащие, усеявшие всю траву.

Мы молча жевали сандвичи, провожая взглядами прохожих.

— Ну, так в чем дело? — спросил я.

— Какое дело? — Дебби прикинулась непонимающей.

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Дебби не ответила. Она закрыла глаза и, опершись на локти, подставила лицо солнечным лучам. Через минуту-другую она подняла веки и искоса взглянула на меня.

— Думаю, мне нужно бросить эту работу, — сказала она. — Хамилтон прав, я для нее не гожусь.

— Чепуха, — не согласился я. — Ты учишься очень быстро. У тебя есть все данные.

— Данные дилетанта, если верить Хамилтону. У меня неправильный подход. Трейдеры с таким подходом опасны. Они беспечны. Они теряют деньги клиентов. Если я не изменю своего отношения к работе, у меня здесь нет будущего. И знаешь, мне наплевать. Будь я проклята, если только для того, чтобы заработать для клиентов «Де Джонга» лишние полпроцента, я превращусь в такого же мерзкого шотландского робота. С тобой все наоборот. Ты ему нравишься. Твое усердие и твоя преданность работе заслуживают всяческого поощрения. У тебя даже задница светится любовью к «Де Джонгу». Но это не для меня. Прошу прощения.

Дебби отвернулась и смахнула слезу.

— Посмотри вокруг себя, — сказал я, кивком показав на море развалившихся на траве человеческих тел. — Думаешь, тут собрались одни неудачники? В Сити далеко не все такие, как Хамилтон или даже я. Здесь сотни тех, кто любит добрую шутку, кому нравится во время ленча позагорать на солнце и кто, слава Богу, работает не без успеха.

Дебби смотрела на меня все еще с недоверием.

— Послушай, — продолжал я, — ты быстро схватываешь, ты всегда выполняешь свою работу, ты не ошибаешься в девяноста девяти случаях из ста. Что еще нужно? — Я взял Дебби за руку. — Больше того, у тебя есть то, чего лишены все мы. Люди охотно идут к тебе. Им нравится работать с тобой. Они многое тебе рассказывают. Они выбалтывают даже то, что, возможно, им вообще не стоило бы говорить. В знак особого расположения. А в нашем бизнесе это очень важно, не забывай.

— Значит, мне нельзя выйти замуж, завести кучу детей и каждый вечер наслаждаться мороженым в «Нейборсе»? У меня это хорошо бы получилось. Особенно насчет мороженого.

— Можно и так, если ты этого хочешь, но это было бы позорным бегством, — ответил я.

— Что ж, последнее слово, вероятно, будет не за мной, — сказала Дебби. — Если в течение месяца я не «возьмусь за ум», я лишусь работы.

— Так сказал Хамилтон?

— Так сказал Хамилтон. И будь я трижды проклята, если ради него буду ломать свой характер.

Дебби уперлась подбородком в колени и уставилась на ромашку в двух футах от ее ног.

— Как он прореагировал на нашу покупку акций «Джипсам»? — спросила она.

— Не могу сказать, что он обрадовался, — ответил я. — Правда, он не сказал прямо, что мы поступили неправильно. Он просто посоветовал быть осторожнее. Честно говоря, я так и не понял, что он имел в виду: то ли акции, которые я купил за свой счет, то ли облигации, которые я приобрел для фирмы. Впрочем, в любом случае не ему критиковать кого бы то ни было за рискованные сделки.

— Ведь он тебе нравится? — спросила Дебби.

— Пожалуй, нравится, — согласился я.

— Почему?

— Трудно сказать. Про него не скажешь, что он располагает к себе. Но он честен. Он прям. Он — отличный профессионал. Наверно, он — лучший фондовый менеджер в Сити.

Парочка, сидевшая перед нами на деревянной скамейке, встала, и их место тут же заняли два оживленно споривших банковских клерка. На коротко подстриженной лужайке можно было увидеть много интересного.

— Сомневаюсь, чтобы в Сити можно было найти второго Хамилтона, — продолжал я. — Работать вместе с ним — это большая удача. Я не перестаю удивляться, когда вижу его в деле. Он всегда замечает подводные камни, которых не видит никто. И потом эта его манера вовлекать тебя в ход своих рассуждений, делать тебя соучастником любой блестящей сделки, над которой он раздумывает. Ты понимаешь, что я имею в виду?