Кеннет Харви - Город, который забыл как дышать

Тари закрыла глаза.

– Нет, не так. Не надо их закрывать, просто представь, что закрыла.

Тари посмотрела на Джессику. Девочка улыбалась, она стала еще симпатичнее, уродливые пятна почти совсем пропали.

– Вот, уже лучше. А теперь опять закрой.

Тари закрыла глаза так, чтоб веки не двигались, и снова посмотрела на подругу. Джессика показалась ей настоящей красавицей: гладкая кожа, рыжие волосы струятся по плечам.

– Получилось. Смотри. – Джессика кивнула на воду за бортом.

Тари наклонилась и посмотрела вниз. Все синее. Постепенно она начала различать вспышки желтого, зеленого и красного. Там, в глубине, что-то вращалось.

– Очень хорошо, – сказала Джессика. – А теперь представь, что ты погружаешься глубже и глубже. Тогда ты увидишь то, что там, под поверхностью.

Мир выглядел вполне привычно, обыкновенное солнечное утро. Джозеф ехал по дороге из Порт-де-Гибля. Дома, лужайки, пикапы, слева океан, Уимерли на другой стороне залива. Он миновал круглосуточный магазин, в дверях стояли отец с дочерью. У Джозефа задрожали руки. Все вернулось на круги своя, все, вот только Тари по-прежнему в больнице.

Ким не хотела отпускать мужа в Уимерли, но ей нужна была сумка с вещами – она осталась в доме Критча. Там лежали смена одежды и другие необходимые мелочи. Джозеф заверил жену, что он уже достаточно оправился после болезни и вполне может съездить за вещами. Пришел врач, осмотрел его и выписал. Одна из медсестер сказала, что жизнь в Уимерли, похоже, снова входит в привычную колею. Тела в заливе больше не находили, и новые больные не поступали. Ситуация стабилизировалась. Джозеф очень надеялся, что теперь и Тари постепенно поправится.

Нет, вы только подумайте! Из всех мест на земле он безошибочно выбрал для отпуска именно то, где разразилась неслыханная трагедия. Может быть, в этом есть и его вина? И это он навлек на себя и своих близких такие ужасные несчастья? Джозеф вдруг почувствовал себя на месте героя любимых романов Ким. Просто удивительно, сколько бед одновременно свалилось на их головы. Тари, его единственная дочь. Джозеф испуганно покачал головой, по коже пробежал холодок. Вся жизнь покатится под откос, если, не дай бог, с девочкой что-нибудь случится. Как он будет жить без нее? Что будет делать, если она не поправится? Об этом даже подумать страшно. «И не надо, – решил Джозеф. – А надо просто надеяться. Ждать и надеяться».

На потроширском шоссе не было машин, только два армейских джипа мчались в противоположные стороны. Потом навстречу Джозефу проехал грузовик, тоже военный, кузов закрыт бьющимся на ветру куском материи. В зеркале мелькнули, стремительно удаляясь, раздвинутые края брезента и выглядывающие оттуда равнодушные лица солдат. Наверное, уезжают из Уимерли. Кризис закончился, и нужда в них отпала.

Джозеф свернул на дорогу к Уимерли, поле, еще вчера оккупированное репортерами, опустело. Совсем недавно здесь бродили толпы людей и стояли фургоны телевидения, а теперь трава засыпана горами мусора, и никого. Первую линию заграждений уже разобрали, пост у клуба тоже сняли. Там, где раньше дорогу перегораживал шлагбаум, теперь скучали двое солдат, провожая ленивым взглядом проезжающие машины. Джозеф на всякий случай снизил скорость, но сигнала остановиться так и не дождался. Он поехал дальше, мимо почты и клуба, где на площадке остались только джип и микроавтобус. Перед старым рыбацким домом стоял желтый телевизионный фургон. Женщина в красном костюме у кого-то брала интервью, на лужайке собралась толпа зевак, высыпавших из соседнего дома.

Джозеф повернул на верхнюю дорогу и посмотрел на залив. Вертолетов нет. Тишина. Он приоткрыл окно и прислушался. На берег накатывали огромные валы. На Уимерли двигался шторм. Ветра пока не было, но на горизонте клубились черные тучи. Джозеф отвлекся на дорогу, а когда снова взглянул на море, в воздух подпрыгнул сиреневый кит, он на мгновение завис над водой и упал, в небо взметнулся фонтан серебристых брызг. Сверкающие искорки поднимались все выше, они постепенно темнели, становились коричневыми, потом построились в шеренгу и полетели на восток, постепенно снижаясь.

Может, это стая птиц влетела в фонтан брызг, а он и не заметил? Или они снялись с воды? Джозеф уже ничему не удивлялся.

Над волнами поднялся красный ребристый хвост, длинный, как баржа. Неведомое Джозефу существо скрывалось под поверхностью океана, быстро двигаясь вдоль берега. «Что это мне все какие-то чудеса из сказок мерещатся?» – подумал Джозеф. Нет, жизнь вовсе не возвращалась в привычную колею, медсестра из больницы была не права. Джозеф притормозил и остановился посреди дороги. Вода в заливе закручивалась в водовороты, волны бежали во всех направлениях, море вспучивалось. Так обычно бывает во время сильных штормов, Джозеф пару раз попадал в них во время патрулирования. Вот только вода синяя, а не черная, и небо тоже синее.

Сзади загудели. Джозеф взглянул в боковое зеркало. Еще один телевизионный фургон, на этот раз белый. Джозеф, оказывается, загородил дорогу. Он тронулся с места, поднялся на холм и у дома Критча с визгом повернул на дорожку перед крыльцом. Джозеф вылез из-за руля, следом подоспел фургон, стекло справа опустилось, и темноволосая женщина крикнула:

– Вы только приехали?

Джозеф молча пошел к входной двери.

– Вы не могли бы прокомментировать последние события?

Он замер и медленно повернулся.

– Прокомментировать что? – резко спросил он.

– Ну, то, что здесь произошло. – Женщина открыла дверь и спрыгнула на траву. Она была одета в белый костюм поверх канареечно-желтой блузки. Водитель тоже вышел из машины и начал суетливо пристраивать на плечо камеру, нацелив на Джозефа объектив.

– И что же тут произошло? – спросил Джозеф.

– Звук, – сказала женщина и выхватила у оператора микрофон. Она что-то бормотала, заикалась и продвигалась все ближе к Джозефу. – Я имею в виду… ну… это… беду.

– Все беды тут от вас. – Он повернулся, открыл дверь и захлопнул ее перед самым носом у журналистки. Джозеф немного постоял в прихожей, стараясь успокоить разыгравшиеся нервы. В доме было тихо. Джозеф прислушался. Ни звука. Он ждал, пока от дома отъедет фургон, но тот, похоже, не собирался трогаться с места. Джозеф посмотрел на чужие стены и вдруг явственно ощутил свое одиночество. Оставаться в доме одному было невыносимо. Дверь в гостиную закрыта. Джозеф обвел взглядом прихожую. На кухню дверь тоже притворена. Он схватился за перила и прыжками понесся на второй этаж. Там Джозеф схватил сумку Ким и на секунду задержался, глядя на кровать, в которой еще недавно лежала его жена. Скомканные простыни, вязаный клетчатый плед. Джозеф представил себе, как ложится на кровать, подушка наверняка до сих пор хранит родной запах. Хоть так он сможет быть ближе к Ким, вот только больше она сюда уже не ляжет.