Юрий Коротков - В ритме «бугги»

— Фред! — отчаянно сказал Мэлс. — Но мы же — есть!..

Полина гладила детские вещи. Настольная лампа была завешана пеленкой, чтобы свет не падал на кроватку. Вошел Мэлс, уже одетый, взбодрил кок перед зеркалом, взял футляр с саксофоном.

— Ты куда?

— Как куда? — удивился он. — Вечер в Парке Горького, я же говорил…

Она снова опустила голову и с силой провела утюгом вперед и назад.

— Ты подал заявление в институт?

— Нет.

— Почему?.. Ты что, собираешься всю жизнь лепить своих уродов и дудеть на саксе? — вдруг зло крикнула она. — Мэл, посмотри вокруг! Все живут, как нормальные люди! Поиграли, перебесились, только у тебя одного детство в голове застряло!..

Мэлс остановился, растерянно глядя на нее. Полина осеклась на полуслове, торопливо подошла, обняла его:

— Мэл, прости, пожалуйста… Сама не знаю, что несу… Извини… — она потерлась щекой о его плечо, виновато глянула снизу вверх: — Превращаюсь в коммунальную стерву, да?.. Просто немножко устала. Это пройдет… Ты уходишь — я не знаю, вернешься ты или нет, — беспомощно сказала она. — Или снова надо среди ночи хватать ребенка и ехать в милицию просить: отпустите нашего папу… Я боюсь, Мэл. Если с тобой что-то случится — что мы будем делать без тебя, Мэл?.. Я жила как хотела, потому что была одна. Теперь я не одна, и ты не один…

Они вдруг замерли, тревожно глядя друг другу в глаза. Потом повели головами по сторонам, принюхиваясь — и бросились к чадящему на прожженной простыне утюгу.

— По-ольза!.. — только и сказал Мэлс, и оба негромко, невесело засмеялись.

Мэлс поставил футляр и расстегнул пиджак.

— Ну как тебя одну оставить? Ты же дом сожжешь, — усмехнулся он.

Полина перехватила его руку. Провела ладонью по желтому лацкану, подняла глаза и сложила губы в прежнюю беспечную улыбку.

— Не надо, Мэл, — качнула она головой. — Тебя люди ждут… Просто… будь чуть-чуть осторожнее…

Мэлс прижал ее к себе, уткнулся в коротко стриженную макушку.

— Сегодня в последний раз, — пообещал он.

— Это не мне решать, Мэл… — устало откликнулась она.

Прикрыв глаза, Мэлс вел медленный блюзовый мотив. Сакс в его руках, будто жалуясь на что-то, звучал все надрывней, все выше, пока не сорвался на пронзительной ноте.

Мэлс открыл глаза. Никто не танцевал, стиляги, собравшиеся у сцены, молча смотрели на него.

Мэлс улыбнулся. Щелкнул пальцами: раз, два, три. Ударник откликнулся дробью, и джаз-банд грянул в бешеном ритме. Между танцующими стилягами мелькнул вдруг отец с гармошкой и папиросой в зубах, и Фред в смокинге с бабочкой, и кукольное личико Бетси, и печальные глаза Боба, и Дрын в тельняшке и бескозырке с лентами…