Александр Кулешов - Тупик

Эстебан замолчал.

— По-моему, ты перемудрил, — покачал головой Ар. — Гудрун прекрасный товарищ. Помимо иных отношений, нас связывает с ней дружба, она неглупа, добра, готова всем помочь… Она так же, как я и, кстати, как и ты и твои коммунисты, ненавидит существующий строй, капиталистов. Она была против грязной войны во Вьетнаме. Она говорит: «Лучше сжечь магазин, чем владеть им». Разве это не соответствует твоим взглядам?

— Да нет, — усмехнулся Эстебан. — Не соответствует. Жечь магазины не лучший путь чего-нибудь добиться. А что еще говорит твоя Гудрун? Не знаешь? Так я тебе скажу. Например: «Все, что способствует политической неуравновешенности в стране, служит нашим интересам». Тебе это ничего не напоминает? Нет? Ну, тогда почитай, о чем писали реакционные газеты в Чили или в

Турции накануне известных событий. «На нас нападают, мы вынуждены обороняться!» Кто так говорит? Твоя Гудрун. А знаешь, что было сказано в письме, которое получило в свое время германское телеграфное агентство? «Тот, кто не будет защищаться, тот умрет. Пора начать вооруженное сопротивление. Создадим Красную армию!» И создали в Западной Германии «Фракцию

Красной армии». Что это террористическая организация чистейшей воды, я надеюсь, ты не будешь отрицать?

— И что назвать эту банду подонков Красной армией — кощунство? — Эстебан остановился и повернулся к Ару. — Ты думаешь, ваша «Армия справедливости» на много лучше?

Ар вздрогнул.

— О чем ты говоришь?! — возмутился он. — Какая «Армия справедливости»? При чем тут я? И Гудрун?

— Слушай, — примирительно заговорил Эстебан. — Я же не утверждаю, что вы входите в эту бандитскую организацию. Просто мне кажется, что Гудрун близка к ней… Не спрашивай! Есть у меня основания так думать. А все, что относится к Гудрун, относится и к тебе. Так вот что я тебе скажу: вы плохо кончите…

— Это еще вопрос, кто плохо кончит, — перебил Ар, — когда-нибудь полицейские прикончат тебя на твоем митинге.

— Вот-вот, — продолжал Эстебан. — Вот этого ты никак не можешь понять. Меня прикончат во имя правого дела, ясного, благородного дела. А тебя за совершение преступлений. Да! Да! Не возмущайся. Если же вы своего добьетесь и придете к власти, то это будет еще большей гнусностью. Потому что это будет второй фашизм. Уж тут террор станет государственной нормой. Посмотри на страны, где под предлогом борьбы с беспорядками и дестабилизацией установили так называемый «твердый порядок». Что это? Это тот же террор, только теперь им занимается правительство.

— Ты так говоришь, словно уже доказано, что я командую «Армией справедливости», а Гудрун у меня по меньшей мере начальник штаба. — Ар иронически покачал головой. — До этого пока еще не дошло, представь себе.

— Дойдет, дойдет, — печально заметил Эстебан. — И боюсь, что скоро. — Он вдруг остановился и посмотрел Ару прямо в глаза. — Слушай, мы ведь были друзьями. Ну поверь мне хоть раз. Отойди от всего этого. Не хватает сил — уезжай. Совратят они тебя, если уже не совратили. Поверь мне хоть раз.

— Перестань, Эстебан, — Ар не на шутку рассердился, — не каркай. Я не изменился. И у меня своя голова на плечах. Я прекрасно знаю, когда Гудрун права, когда нет. И между прочим, знаю, когда прав и когда не прав ты. Так что разберусь. Это вы с Гудрун воюете за одно дело, а стоите на противоположных позициях. Я же стою посредине…

— Да не стоишь ты, — жестко сказал Эстебан, — а сидишь. Между двух стульев. В такой позиции легче всего шлепнуться на пол. Так что смотри…

— Нечего мне смотреть! И хватит меня учить. Я не ребенок. Если ты и твои красные друзья боитесь нажать на спуск и пожертвовать жизнью, то есть такие, кто не боится.

Когда надо было, мои «красные друзья» и стреляли и погибали. Было во имя чего. А вот во имя чего погибнет твоя Гудрун, и ее «коричневые друзья», и ты заодно, если не возьмешься за ум, неизвестно. Не хватает силенок идти с нами, наберись сил хоть не идти с ними. Последний раз тебя предупреждаю, Ар. Как друг.

— Плевать я хотел на твои предупреждения! — окончательно взорвался Ар и неожиданно тихо добавил: — Да и запоздали они. Прощай, Эстебан.

— Прощай, Ар.

Так они расстались на углу старой улочки под мелким холодным дождем.

Но им доведется проститься еще раз при иных, совсем иных — трагических — обстоятельствах…

Ар все стоял, провожая глазами своего бывшего друга. Невысокий, коренастый, тот шел твердой, уверенной походкой, не оглядываясь, высоко подняв голову, не обращая внимания на усилившийся дождь.

И Ару почему-то представилась в этот момент не хмурая улица, залитая дождем, не торопящиеся прохожие, не широкая, все уменьшающаяся спина Эстебана, а совсем другая, однажды виденная им картина: залитая солнцем площадь, ярко одетая толпа молодежи, да и не только молодежи.

Девчонки в джинсах и цветных блузках, женщины, толкавшие коляски с детьми, парни, среди которых были и белые, и желтые, и черные — те, кто приехал из своих заморских стран, надеясь отыскать в их городе приличную работу, а нашел лишь тяжкий труд за гроши, пренебрежение, презрение к их цвету кожи, к их «возмутительным претензиям», чтоб их тоже считали полноценными людьми.

Шли и пожилые, иные опираясь на костыли или на палки.

Но в большинстве молодежь.

Они несли множество плакатов, знамен, лозунгов.

И в первых рядах Ар видел Эстебана таким, каким он его запомнил тогда, в тот солнечный голубой день, на той широкой светлой улице, впереди этой огромной, яркой, грозной массы людей, ведущего ее за собой…

Настроение у Ара было отвратительным — неужели Эстебан догадывается, что он вступил в «Армию справедливости» или даже что он участвовал в убийстве профессора Дрона? Нет, этого не может быть! Иначе он бы с ним вообще не стал разговаривать. И все же не страх был главным. Гораздо важнее, что он потерял друга, лучшего, а быть может, единственного настоящего друга.

И, как всегда в таких случаях, он заторопился увидеть Гудрун.

Они теперь снимали небольшую квартирку на последнем этаже пятиэтажного дома. Здесь они встречались с друзьями и засиживались, беседуя, за полночь. Иногда к ним среди ночи или на заре стучался в дверь (звонка не было — Гудрун не любила звонков) какой-нибудь неизвестный человек. Он называл пароль, и они впускали его на день-два-три. Кормили, переодевали, а бывало, что лечили легкую огнестрельную рану. Разговаривали мало. Эти недолгие жильцы склонностью к болтовне не отличались. К тому же некоторые плохо знали язык — они явно были из иных краев.

Люди эти возникали словно из небытия и в небытие уходили. И порой Ар и Гудрун удивлялись, как могли эти люди вести такую жизнь. Им обоим тогда и в голову не приходило, что настанет время и так будут жить они сами…