Олег Лукошин - Человек-недоразумение

Пролежав так какое-то время и вроде бы даже потеряв сознание, я наконец нашёл в себе силы поднять голову, а затем и встать на ноги.

Площадь, как ни странно, была почти пустынна. На асфальте лежало несколько тел, некоторые из них шевелились, некоторые нет, в сторонке, почему-то уже с собаками, топтались менты. Ещё один, глядя себе под ноги, ходил по площади и подбирал с земли какие-то предметы. Выход с площади никто не преграждал.

Я подошёл к порванному флагу со свастикой, что на половине древка болтался в паре метрах от меня, не торопясь, скрутил его и тихонько зашагал к ближайшей улочке, так соблазнительно манившей отсутствием людей.

— Эй, ты куда? — услышал я за спиной окрик.

Кричал тот самый мент, что искал на площади то ли улики, то ли выкатившийся из кармана юбилейный рубль.

Я повернулся на голос.

— Пойду, — ответил ему. — Домой пора.

— Домой? — удивлённо переспросил он. — А-а…

Больше он меня не окликал. Я без проблем покинул площадь, по дороге зашёл в магазин, где купил бутылку воды (продавщица даже не взглянула на меня, словно посетители с разбитыми головами заходили сюда каждый день) и омыл этой водой лицо и черепушку. Ни криков, ни воя сирен здесь слышно не было. Помнится, мне подумалось тогда: а может, ничего этого и не было на самом деле? Может, я просто перегрелся на солнце?

До дома я добрался пешком и без приключений.

Как честный, исполнительный журналист, на следующий день к восьми утра — был понедельник — я отправился на работу, но на двери, ведшей в полуподвальные редакционные палаты, висел замок. Часа два я топтался у дома, обыкновенного, жилого, ничем не примечательного, и даже имел неосторожность спрашивать у всех проходивших мимо молодых и старых горожан, не знают ли они, что за праздник сегодня, в связи с которым редакция газеты «Воля» вдруг не вышла на работу. Мне отвечали, что никакого праздника сегодня нет и все честные люди работают.

Наконец я додумался позвонить из автомата (до ближайшего требовалось пройти пешком минут пятнадцать) домой Евграфову, но трубку никто не брал. Я знал ещё один телефонный номер, коллеги-журналиста Владика, но и у него в ответ раздавались лишь длинные гудки. Делать нечего, пришлось бесцельно слоняться по городу, а затем отправиться домой.

На следующий день история повторилась. Снова я отправился на работу в положенное время и снова встретил равнодушный замок на двери. У меня хватило ума догадаться, что всё это связано с нашим митингом, и, по всей видимости, братья-партийцы одномоментно ушли на дно, но смущало то, что со мной никто не связывался. Всё-таки я числился не последним человеком в партийной иерархии. Телефоны Евграфова и Владика продолжали молчать, как найти Круглова, я не знал — и что же теперь мне делать? Настроение было неважное. Ощущение потерянности и внезапно свалившейся на голову ненужности, должен вам сказать, не из самых приятных.

Наконец через неделю ко мне на квартиру заглянул один чувачок из партии, имя которого я не знал, да и на лицо едва вспомнил. Он выглядел напуганным.

— Завтра в качалке общий сбор. В два дня.

— Подожди, подожди, — успел тормознуть я его, уже готового сорваться со двора. — Где хоть эта качалка находится?

— Ты не знаешь? — почему-то искренне изумился он и на какое-то время трагически задумался, видимо решая, сообщать ли мне её местонахождение и не провокатор ли я, раз не ведаю такой очевидной вещи.

— В подвале дома, который напротив автомастерской. Автомастерскую «Светлана» знаешь? Это у леса. Вот там.

На следующий день, после некоторых мытарств с поиском нужного дома, который оказался вовсе не напротив автомастерской, а как-то в отдалении и наискосок, я был на месте. Дверь подвала (видно, участь такая у фашистов — по подвалам прятаться) открыла фрау Люда. Внутри сидели на тренажерах да по матам совершенно потерянный Круглов, достаточно бодрый, хотя и мрачноватый, Евграфов и ещё человек восемь. Короче, жалкий остаток от партии. Почему не смогли явиться другие, в коротком предисловии объяснил Евграфов.

— В общем, так, — начал он, убедившись, что никто больше не придёт. — По последним данным, которые у меня есть, наших убито четыре человека: Костян, Владислав, Сергей Доброхотов и Артём Малышев, новенький, если кто не знает.

Четверо погибших, вскинул я глаза! И Владик!

— Ещё семеро сидят в ментовке. Всем предъявили обвинения, произошедшего на площади они не касаются. Шьют уголовные дела — кому квартирную кражу, кому угон автомобиля, кому ещё что. Насколько я знаю, четверо уже подписали признательные показания. В милиции, как вы знаете, свои методы, не стоит обвинять наших ребят в слабости. Вполне вероятно, что подпишут и трое оставшихся. Видимо, так для них лучше, иначе им могут и убийства повесить.

— А гопота? — спросил кто-то.

— Из них не взяли никого. Да менты рады, что не своими руками пришлось нас разгонять. Ещё премию гопничкам выпишут.

Пару мгновений длилась пауза, а потом мужичок средних лет, сидевший в самом углу, совершенно мне неизвестный и мной не замеченный, вдруг жёстко спросил с едва заметным акцентом:

— Ну, и кто во всём этом виноват? Кто ответ держать будет?

Почему-то все инстинктивно взглянули на Круглова. Тот смотрел в пол.

— Кто это? — шёпотом спросил я у соседа, того самого парнишки, что приходил ко мне на квартиру.

— Ты чего? — изобразил он удивление. — Это Аветисян, предприниматель. Главный спонсор партии. Качалка его, и автомастерская, и ещё куча точек.

Вон оно что, сообразил я. Теневой руководитель. Честно говоря, было досадно, что за почти двухлетнее пребывание в партии я так и не узнал, кто же на самом деле ей руководит. Тот факт, что какой-то рядовой партийный лох об армянине-фашисте Аветисяне знал, внёс некоторую переоценку в мои представления о собственных талантах, способностях и умению разбираться в обстоятельствах и людях.

Я как-то сразу погрустнел.

— Интересно, — тихо и словно нехотя обратился к Евграфову Круглов, — а откуда это ты всё знаешь про признательные показания? Даже я не знал.

— Я, в отличие от вас, Андрей Александрович, — эмоционально и горячо отозвался Евграфов, — в облаках никогда не витал и в силу своей профессии имею контакты со всеми городскими управлениями и ведомствами. Какой вы, к чёртовой матери, руководитель партийного отделения, если даже о судьбе своих ребят узнать не в состоянии?!

— Не в состоянии, — смотрел на него со странной улыбкой Круглов. — У меня среди ментов знакомых нет, узнавать не у кого.

— Да чё ты дурочку валяешь? — крикнул на Круглова один из партийцев, вроде бы достаточно влиятельных. Николай? Нет, не помню, как его звали. — Из-за твоей тупости люди погибли, а ты сидишь и лыбишься. Ты по кой хер повёл нас на этот митинг, идиот? Ты же клятвенно заверял, что у тебя есть разрешение! Мы же только потому и пошли, что верили тебе.