Лоренс Даррелл - Бунт Афродиты. Tunc

— Но это ты заставила меня подписать контракты. Этого ты добивалась, помнишь?

Она свирепо кивнула:

— Да. Я была вынуждена. Но ты мог бы настоять на своём, и это все изменило бы. Для нас обоих.

— Тогда почему, зная все это, ты так хотела ребенка? В этом не было необходимости, разве не так?

— Тому несколько причин. Частично потому, что так сказал Джулиан, и Нэш тоже, а ещё потому, что это могло помочь мне выздороветь. Другая причина: наследник, преемственность.

Потом я. Вопреки всем выкидышам, я должна была родить. Больше всего на свете я хотела своего Мерлина, принадлежащего только мне одной. — Она замолчала и оглянулась, словно искала, откуда идёт слабый звук, слышимый лишь её внутреннему слуху. — Понимаешь, — добавила она тускло, — я не знаю никого, кто видел бы моего отца воочию, хотя все когда-нибудь да видели Джулиана. Потом фирма — о, Феликс, Бенедикта всего лишь жёнщина, она всегда старается быть справедливой. — Она чуть не рыдала.

— Ты говоришь о себе так, словно ты товар.

— Так и есть. Так и есть. — Это было её tuquoque! Позже, когда я говорил ей о любви, она могла ответить с яростным негодованием: «Но любовь не рецепт, это реальность». Как будто, принося себя в жертву ради неё в любом ином обличье, я обманул её. Женщина!

Но все это было ещё в будущем, а пока Иокас подошёл ко мне на пристани медленной неровной походкой и сказал:

— Ты вернёшься в Афины и будешь ждать. — В его голосе слышалось радостное облегчение. Он дружески обнял меня и добавил: — Бенедикта очень скоро приедет к тебе. Она может стать для тебя ключом ко всему. Сакрапант уточнит все детали договора. Я собираюсь на недельку на острова. Феликс!

— Да, Иокас?

— Ты будешь очень счастлив.

Но я ещё был озадачен и потрясён своим решением. Сакрапант смотрел на меня с грустной нежностью; казалось, он тоже знает, хотя ему не говорили, что я согласился подписать договор, но из тактичности молчал. Ревущий катер понёсся по опаловому морю к смутному горизонту, где лежал полусонный город, встроенный во время, как в болота, — восточная Венеция, проспавшая свою жизнь.

Вайбарт, как обычно, сидел за письменным столом, только на сей раз не работал, а выдувал птичье яйцо, чтобы добавить к своей коллекции. Проткнул голубую скорлупу иглой с обоих концов и сосредоточенно дул в одно из крохотных отверстий; из противоположного постепенно выдавливался желток, который наконец шлёпнулся в корзину для бумаг.

— Ну вот, — удовлетворённо сказал он, кладя скорлупку в бархатную лунку среди других таких же. Благоговейно закрыл шкатулку и, сплетя пальцы, посмотрел на меня. Мои контракты лежали на углу стола среди других бумаг. Не говоря ни слова, я взял ручку из мраморной подставки и поставил подпись везде, где было нужно.

— Так, — сказал он добродушно. — Этого следовало ожидать. Слава и богатство, приятель, и всего-то надо поставить подпись. Везёт же некоторым.

Я сел, глядя перед собой, все ещё не уверенный, правильно ли я сделал, и ужасно расстроенный. Должно быть, он каким-то образом почувствовал это (несмотря на легкомысленный вид, он был проницательный молодой человек), потому что в его голосе зазвучало сочувствие; он налил мне стаканчик крепкого, и это было очень кстати, или казалось, что кстати. Хотя почему?

Я словно слышал голос Сакрапанта: «Замечательная фирма, мистер Чарлок, сэр. Когда я не мог найти врача для жены, фирма мне помогла».

Пронзительно зазвонил телефон.

— Тебя, — протянул мне трубку Вайбарт. Сквозь потрескивание на линии я узнал голос Иокаса:

— Феликс, забыл тебе сказать. У меня есть сообщение твоему другу в Афинах, Кёпгену. Он ведь твой друг?

— Да. Не знал, что вы с ним знакомы.

— Лично — нет. Но когда увидишь его, передай, что мы установили, где находится икона, за которой он охотится. Передашь?

— Икона?

— Да. Мы знаем, в каком она монастыре.

— Постараюсь не забыть.

— Большое спасибо, Феликс.

Я набрал в грудь воздуху и сказал:

— Иокас, я только что подписал все договоры о сотрудничестве.

— Я знал, что ты подпишешь. Чувствовал. Был уверен.

Вайбарт отхлёбывал из стакана и смотрел на меня.

— Думаю, — сказал он, — тебе надо взбодриться. Хочу пригласить тебя пообедать со мной. Услышишь все детали моей литературной карьеры. Я делаю успехи. Кстати, я нашёл отличный французский кабачок. Тебе известно, что французы едят все что ни попадя? Если бы с неба посыпались ноги мертвецов, они бы не задумываясь стали каннибалами. Больше того, радовались бы вдвойне, потому что все это на дармовщинку. Пойдёшь?

— Хорошо. Но прежде надо отнести бумаги в фирму и получить какие-то деньги.

Что я и сделал, отправившись пешком по грязным, запруженным народом улицам. Мистер Сакрапант ждал меня — но с каким печальным и сочувственным лицом, прямо-таки подручный гробовщика. Он взял у меня бумаги и выдал чек на сумму, показавшуюся фантастической, который я похолодевшими пальцами сунул в свой тощий бумажник.

— Наверняка вы вернётесь обратно в Афины, — сказал он. — Я сохраню в сердце память о нашей совместной работе, мистер Чарлок.

— Благодарю вас. Уеду, полагаю, через деньдва. — На самом же деле мне не хотелось покидать город, не повидавшись с Бенедиктой, — хотя вряд ли у меня была такая возможность. Может, стоит послать ей записку? Как знать, не поможет ли простое известие, что я ещё здесь, в Полисе… — Думаю, я поживу здесь ещё неделю, — сказал я ему. — В Пере, как обычно.

Бездеятельная любовь все равно что злокачественная опухоль! Мне вдруг показалось, что хмурый дымный город населён призраками. Я ещё не мог прийти в себя оттого, что в одно мгновение освободился от всех тех мелких забот, которые грузом висят над обычными людьми: безденежье, поиски работы и так далее. Странным было и то, что любой на моем месте чувствовал бы восторг, ликование. Я же не чувствовал ничего. Я взял экипаж и вернулся в свою мерзкую гостиницу, сообщил, что остаюсь ещё на несколько дней, и велел накрыть столик в саду. К сожалению, вокруг не было ни одного знакомого лица. Я был бы благодарен Вайбарту, если бы он помог скрасить мне ожидание. Ожидание! Но допустим, Бенедикта не придёт? Ну да, Цюрих.

В сумерках за мной зашёл Вайбарт, и мы отправились через весь город в харчевню, которую он недавно обнаружил. Его жена должна была присоединиться к нам позже. Как обычно, он был озабочен своей воображаемой литературной карьерой, которую все никак не мог начать, и потому ругал себя нещадно. Он решил поступить вопреки обычному порядку и первым делом написать рецензии на свои ещё неопубликованные произведения.

— Почему бы не начать сразу с некрологов? — предложил я. — В них всегда даются самые хвалебные оценки писателям. Единственная радость от смерти, что никто не может сказать плохого слова у тебя за спиной.