Роберт МакКаммон - Синий мир

— Прекрати! — заорал он, перехватывая ее руки. — Дебби, прекрати немедленно! Хватит!

Он точно не мог сказать, как это произошло. Но внезапно она обхватила его за шею и потянула вниз, к себе, ища губами его губы. Растерзанная, она пылала жаром, пухлые губы на измученном, охваченном страстью лице шептали:

— Ударь меня. Лаки! Бей меня. Бей! Бей меня, хочу, чтобы ты меня ударил!.. — Джон отпрянул, отпустив ее руки. Она села и ринулась к нему всем телом, выдыхая со стоном:

— Ударь меня! Ударь!

— Я не хочу тебя бить! — ответил он. — Я люблю тебя.

Это выплеснулось из него само, как запретное вино из опрокинутого бокала.

Ее руки, сдирающие с него пиджак, замерли на полдороге. Лицо застыло между издевкой и болью, Так продолжалось пару секунд. Затем он увидел, как ее нижняя губка дрогнула и одинокая слезинка скатилась по щеке.

— Ты… ты должен был быть там со мной, — с отчаянием прошептала она. — Почему тебя не было?

Наконец потекли слезы. Через мгновение она уже зашлась в рыданиях. Она ухватилась за него, как утопающий за спасательный круг, он обнял ее и крепко прижал к груди. Лицо ее оказалось где-то на уровне его шеи. За воротник рубашки потекли слезы.

— Платок дать? — подал голос Солли, повернувшись вполоборота. Джон увидел на мятой ткани зеленоватые следы и покачал головой:

— Нет, спасибо.

— Лаки, — продолжил Солли, убирая платок. — Куда мне вас отвезти? Тут много мест.

— Все равно, — ответил Джон. — Куда-нибудь посимпатичнее.

Пока Дебби рыдала, вцепившись ему в плечо и скрючившись в три погибели, Джон реализовал то, о чем мечтал и чего не смог сделать во время исповеди. Зажмурившись, мягкими, нежными движениями он гладил ее волосы, крепко прижимая к себе ее тело. Судорожные всхлипы пронизывали его до глубины души. Постепенно она выплакалась — если не успокоилась, то устала, и просто тихо лежала, положив голову ему на плечо, и смотрела на мир опухшими от слез глазами. Джон предложил ей в качестве носового платка свой пестрый галстук, но она даже не шевельнулась.

— Подъезжаем к Малибу! — объявил Солли. — По энергичности его голоса Джон решил, что этот парень, вероятно, начинал свою карьеру в качестве водителя-гида туристского автобуса.

Джон никогда не видел Малибу, но много о нем был наслышан. Впрочем, клонящееся к закату солнце не смогло высветить все, что он ожидал. Песок на пляжах оказался серым, а здания, на взгляд Джона, попросту гигантскими древними сараями, давно не видевшими ремонта.

Дебби слегка пошевелилась, подняла голову и произнесла:

— Я жила здесь одно время, — показывая на мрачного вида хижину, ничем не отличающуюся от сотен других хижин, лепящихся одна к другой на этом узком клочке побережья. И снова откинулась ему на плечо, погруженная в воспоминания.

Солли продолжал вести машину вперед. Солнце садилось. Набережная заметно страдала от ветров и влаги; по всей дороге змеились длинные трещины. В конце концов он притормозил, развернул «кадиллак» обратно, по направлению к Лос-Анджелесу, и сообщил:

— Дальше песок. Какие указания, шеф?

— Форест Лоун, — откликнулась Дебби.

— Это же кладбище, — напряженно хохотнул Солли.

— Сама знаю, что кладбище, кретин, — все еще слабым, но уже немного напоминающим прежнюю Дебру голосом сказала она. — Отвези меня туда.

— Хорошо, хорошо. Ругаться совсем не обязательно. — И Солли повел машину в указанном направлении.

К тому времени, когда Солли, повинуясь указаниям Дебби, подвез их к конкретному месту на огромном кладбище Форест Лоун, солнце уже почти опустилось за горизонт. В оранжевом освещении появились пурпурные оттенки, которые скоро начнут отливать синевой.

— Останови здесь, — приказала Дебби и вышла из машины. Лавируя между надгробными плитами и украшенными орнаментом мемориальными досками, приблизилась к нужной ей могиле. Встав над ней, замерла и не пошевелилась, даже когда Джон подошел и встал рядом. На маленькой бронзовой табличке, укрепленной в земле, значилось: Линн Филлипс. Джон разглядел также, что она скончалась этим летом в середине августа, и было этой девушке от роду двадцать три года.

— Мы с Линн некоторое время жили вместе, — пояснила Дебби. — Она была моей лучшей подругой… Понимаешь? У нас не было ни секса, ничего такого. Мы были как сестры. Друзья. — Она вздохнула, не скрывая боли. — Я помогла ей выбрать ее псевдоним — Чери Дэйн. Знаешь почему? Потому что она была просто помешана на датской вишне. Она часто ходила специально на фермерский рынок и возвращалась с полной корзинкой. И мы очень веселились по поводу этого имени, потому что знали, что парни по всей Америке сходят с ума по девушке, названной в честь датской вишенки. — На лице мелькнула улыбка, но тут же пропала.

— Что с ней случилось? Наркотики?

— Нет! — резко ответила Дебби. — Чери в этом смысле была чиста. Ну, скажем, ей еще было далеко до этого. Нет, кто-то проник в ее квартиру. Она жила в Санта-Монике. В общем, ее связали и утопили в ванне. — Она передернула плечами, стараясь скрыть охватившую дрожь. — Копам так и не удалось узнать, чьих это рук дело. Да я и не думаю, что они очень старались. Знаешь, как они нас называют? Кормом подонков. Постепенно я начинаю думать, что так оно и есть.

— Почему?

— Да… На прошлой неделе еще одна моя подружка отправилась в мир иной, — с деланной бравадой, за которой скрывалась тяжкая боль, сказала Дебби. — Джени Маккалоу. И что самое поразительное — мы все трое снимались в этом хите — «Суперплут». По крайней мере в нашем бизнесе это был хит. Его крутили повсюду. Вошел в шестерку самых дорогих видеофильмов. Не скажу, что мы получили с него огромные бабки. Кто-то, безусловно, разбогател, но отнюдь не мы. — Она опустила глаза к мемориальной дощечке. — Линн, сколько раз я тебе говорила — никогда не впускай в дом незнакомых людей! Черт побери, да она бы самому дьяволу могла дать тысячу баксов и спокойно ждать сдачи. — Дебби обратила внимание на букет свежих цветов на соседней могиле, подошла, вынула несколько цветков из вазы и положила рядом с табличкой Линн. — Вот так, детка. Пусть у тебя тоже будет красиво.

Джон взглянул на часы:

— Пожалуй, нам пора. Может, успеем где-нибудь перехватить по бутерброду до самолета.

Дебби двинулась прочь от могилы, но вдруг резко остановилась и медленно огляделась вокруг.

— Время синего мира, — приглушенно и с почтительностью произнесла она.

— Что? — не понял Джон.

— Синий мир, — повторила она. — Слушай. — Она приложила палец к губам.

Он повиновался. Кладбище представляло собой оазис тишины. Закат еще полыхал, отражаясь в окнах верхних этажей высоких зданий, расположенных вдали, но памятники и мемориальные доски уже погрузились в глубокие синие тени, и сам воздух, казалось, стал цвета индиго. Одинокий автомобиль медленно катил по дорожке кладбища; вечерний бриз слегка колыхал пальмовые ветви.