Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.

Гретхен заметила, что на ногах у нее войлочные шлепанцы. Горничная неслышно выскользнула из комнаты.

Передавая Гретхен бокал с шампанским, Бойлан сказал:

— Не думай, что все бордели такие, как этот, детка, а то тебя ждет разочарование. Кстати, если у тебя появится интерес к публичным домам, спроси моего совета: я дам нужные адреса. Иначе ты можешь оказаться в ужасном месте, а нам бы не хотелось этого, не так ли? Тебе нравится шампанское?

— Ничего, — ответила Гретхен, стараясь держаться спокойно.

Вдруг, без всякого предупреждения, зеркальная стена засветилась — в соседней комнате зажгли люстру. Зеркало стало прозрачным, и Бойлан и Гретхен увидели, как по другую его сторону высокая молодая женщина с роскошными светлыми волосами скинула розовый воздушный пеньюар, обнажив изумительной красоты тело. Она ни разу не взглянула в их сторону, но, без всякого сомнения, знала о существовании хитрого зеркала и знала, что за ней наблюдают. Отогнув покрывало на широкой кровати, женщина изящно легла на нее.

Потом дверь открылась и в комнату за стеклом вошел молодой негр.

Ах негодяй, пресыщенный, мстительный негодяй, подумала Гретхен о Бойлане, но не двинулась с места.

— У Нелли большие связи в ночных клубах Гарлема, — пояснил Тедди. — Этот цветной, вероятно, играет в каком-нибудь оркестре и не прочь подзаработать несколько лишних долларов, развлекая белых.

Негр начал раздеваться. Гретхен закрыла глаза. Когда она открыла их, он уже был абсолютно голый. Прекрасно сложенное бронзовое тело с мускулистыми, чуть покатыми плечами и тонкой талией поблескивало в свете электрических ламп. Гретхен мысленно сравнила его с человеком, сидящим рядом с ней, и почувствовала, как закипает от-ярости. Негр пересек комнату и приблизился к лежащей на кровати женщине.

Гретхен смотрела на них как завороженная. Они оба были удивительно прекрасны. Но как несправедливо, что два таких восхитительных тела может купить на час, взять напрокат, как лошадей из конюшни, для своего удовольствия, каприза или мести человек вроде Бойлана!

Она встала и повернулась спиной к экрану.

— Я подожду тебя в машине.

— Это только начало, детка, — возразил Бойлан. — Посмотри, что она делает сейчас. Ведь, собственно, я это для тебя показываю, чтобы ты набралась опыта. Ты будешь пользоваться большим успехом, если…

— Я подожду тебя в машине, — повторила Гретхен и выбежала из комнаты.

Бойлан вышел минут через пятнадцать, неторопливо сел в машину и включил мотор.

— Ты зря ушла. Они честно заработали свои сто долларов.

Всю дорогу до ее дома они ехали молча, и, только остановив машину перед булочной, Бойлан нарушил молчание:

— Ну как? Надеюсь, сегодняшний вечер тебя чему-нибудь научил?

— Да, — ответила Гретхен. — Мне надо найти любовника помоложе. Прощай.

Дверь в спальню родителей была открыта, и там горел свет. Мать неподвижно сидела посреди комнаты на деревянном стуле, уставившись в корр. Гретхен остановилась и посмотрела на мать. Безумные, невидящие глаза. Но что поделаешь. Мать и дочь в упор глядели друг на друга.

— Иди ложись, — сказала мать. — В девять я позвоню на работу и скажу, что ты заболела.

Войдя к себе в комнату, Гретхен закрыла дверь и взяла томик Шекспира. Аккуратно сложенные в конверт деньги почему-то лежали между страницами пятого акта «Макбета».

Дом Бойлана высился темной громадой, зато внизу, под холмом, Порт-Филип светился огнями, в небо взмывали ракеты фейерверка — сегодня утром немцы капитулировали.

Томас и Клод уже успели побродить по заполненному ликующей толпой городу, они видели, как на улицах девушки целуют солдат и матросов и люди выносят из домов бутылки виски, распивают их прямо на мостовой. В Томасе нарастало чувство отвращения: мужчины, в течение четырех лет всячески увиливавшие от призыва в армию, клерки, носившие военную форму, но при этом ни разу не уезжавшие дальше ста миль от своего дома, торгаши, за время войны нажившие на черном рынке целое состояние, — все целовались, орали и радостно дули виски, точно именно они собственноручно убили Гитлера.

— Скоты, — сказал он Клоду, глядя на толпу. — Ох, я бы им показал!..

— Верно, — согласился Клод. — Нам надо отпраздновать это событие по-своему, устроить маленький фейерверк. — Он снял очки и задумчиво покусывал дужку — верный признак того, что он вынашивал новую каверзную затею. Томас хорошо знал своего приятеля, но сегодня был не склонен идти на риск. Глупо в такой день затевать драки с солдатами, да и стычка со штатскими тоже будет не к месту.

Наконец Клод изложил свой план. И Томас согласился, что придумано неплохо.

И вот сейчас они шагали по поместью Бойлана, Том нес жестяную банку с бензином, а Клод — мешочек с гвоздями, молоток и охапку ветоши. Они дошли до полуразрушенной оранжереи, стоявшей на самой вершине холма. Из-за пыльных, зияющих дырами стеклянных стен тянуло гнилью. Рядом валялись длинные сухие доски и ржавая лопата — ребята приметили это еще раньше, во время одной из своих вылазок. Томас взял лопату и начал копать, а Клод выбрал две большие доски и, сколотив из них крест, полил его бензином. Затем они вдвоем поставили крест одним концом в выкопанное углубление. Том засыпал ямку и крепко утрамбовал землю, чтобы крест не упал. Клод смочил ветошь остатками бензина и сложил ее в кучку у подножия креста.

Том двигался спокойно, неторопливо. Ему вовсе не казалось, что он совершает что-то значительное. Просто в очередной раз поиздевается над этими взрослыми идиотами, которые сейчас ликуют там, внизу. Ну и, конечно, приятно, что этот аттракцион он устраивает на земле Бойлана — будет знать, наглец! Зато Клод был необычайно возбужден. Он прерывисто дышал, точно ему не хватало воздуха, сопел и брызгал слюной, то и дело протирал запотевшие очки. Для него эта затея была исполнена глубочайшего символического смысла — наплевать ему на дядю-священника и на отца, который заставляет его каждое воскресенье ходить к обедне, читает нравоучения о смертном грехе и советует держаться подальше от распущенных протестанток, дабы остаться чистым в глазах Иисуса Христа!

— Готово, — тихо сказал Томас, отходя в сторону.

Дрожащими руками Клод зажег спичку и поднес ее к пропитанной бензином ветоши. Она тотчас вспыхнула. И вдруг, пронзительно вскрикнув, Клод бросился бежать. Одна рука у него пылала огнем, и он несся, не разбирая дороги. Томас кинулся за ним с криком, чтобы он остановился, но Клод продолжал бежать как одержимый. Наконец Томас нагнал его, схватил, толкнул на землю и, жертвуя свитером, всей тяжестью навалился ему на руку, чтобы сбить пламя.

Через минуту все было кончено. Клод лежал на спине и, придерживая обожженную руку, жалобно скулил, не в силах произнести ни слова.