Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.

— Мы понимаем, в этом городе девушке не стоит показываться в компании двух цветных парней. Здесь к этому не привыкли. Тем более мы простые солдаты…

— Дело вовсе не в этом…

— Вы сядете в автобус в двенадцать тридцать и Доедете до пристани. Мы приедем туда раньше, дадим старику пять долларов на бутылку и отправим его в кино, а сами приготовим отличный обед для нас троих. Дом стоит на самом берегу. Вокруг ни души, никто нос совать не будет. Прекрасно проведем время.

— Ну, мне пора домой, Арнольд, — громко сказала Гретхен. Она знала, что стыд не позволит ей закричать и позвать на помощь, но ей хотелось убедить Арнольда, что она способна на это.

— Вкусный обед, хорошее вино, — с улыбкой шептал Арнольд, продолжая держать ее за руку.

— Я сейчас закричу, — с трудом выдавила из себя Гретхен. «Как он смеет?! Только что был такой вежливый, дружелюбный, и вдруг…».

— Мы с Уилсоном очень высокого мнения о вас, мисс Джордах, — продолжал он. — С тех пор как я вас увидел, ни о ком другом уже и думать не могу. То же самое и Уилсон говорит.

— Вы оба сошли с ума. Да если я пожалуюсь полковнику, вас… — Гретхен хотелось выдернуть руку, но она боялась: вдруг кто войдет и увидит, как они возятся. Объяснение будет не из приятных.

— Как я сказал, мы очень высокого мнения о вас, мисс Джордах, — повторил Арнольд, — и готовы заплатить, за это. У нас с Уилсоном скопилась приличная сумма: пока мы были на фронте, нам капало армейское Жалованье, а кроме того, мне очень везло в игре в кости здесь, в госпитале. Восемьсот долларов! Подумайте, мисс Джордах. Восемьсот долларов за несколько часов, проведенных с нами на берегу реки. — Он отпустил ее руку, быстро соскочил со стола и, прихрамывая, двинулся к двери, на полдороге остановился, обернулся и, взглянув на нее, добавил: — Необязательно давать ответ прямо сейчас, мисс Джордах. До субботы еще целых два дня. У вас есть время подумать. Мы будем на пристани с одиннадцати утра до самого вечера. Можете приезжать в любое время, когда освободитесь. Мы вас ждем. — Расправив плечи и стараясь не держаться за стену, он вышел из комнаты.

Несколько минут Гретхен сидела неподвижно, затем слезла со стола, подошла к выключателю и погасила свет на случай, если кто-нибудь вдруг войдет, — ей не хотелось, чтобы сейчас видели ее лицо. Немного постояла, прислонившись к стене и прижав ладони ко рту, потом быстро прошла в раздевалку, переоделась и почти бегом понеслась к автобусной остановке.

Мэри Джордах в засаленном зеленом сатиновом халате стоит у окна. Она курит, не замечая, как пепел сыплется ей на грудь. В приюте она была самой аккуратной и педантичной из воспитанниц, чистой и красивой, точно цветок в хрустальной вазе. Монахини знали, как приучать сирот к порядку и аккуратности. Но теперь она превратилась в неряху, растолстела, не следит ни за фигурой, ни за лицом; целыми днями ходит непричесанная, не заботится о том, как одета. Монахини внушили ей любовь к религии и церковным обрядам, но вот уже почти двадцать лет, как она не ходит в церковь. Когда у нее родилась Гретхен, ее первый ребенок, Мэри договорилась со священником о крестинах, но Аксель категорически отказался даже близко подойти к купели и впредь не разрешил жертвовать на церковь ни цента. А ведь сам-то он по рождению католик.

Трое некрещеных и неверующих детей и богохульник муж, ненавидящий церковь. Это ее тяжкий крест.

Она не знала своих родителей. Приют в Буффало заменил ей и мать и отца.

В приюте же ей дали фамилию — Пэйс. Мысленно она всегда называла себя Мэри Пэйс, а не Мэри Джордах или миссис Джордах. Когда она уходила из приюта, настоятельница сказала ей, что, возможно, ее мать — ирландка, но наверняка, конечно, никто этого не знает. Настоятельница наказала ей помнить, что в ее жилах течет кровь падшей женщины, и не поддаваться соблазнам. Ей тогда было всего шестнадцать лет — розоволицая хрупкая девушка с великолепными золотистыми волосами. Когда у нее родилась дочь, она хотела назвать девочку Колиной — в память о своем ирландском происхождении. Но Аксель не любил ирландцев и сказал, что девочку будут звать Гретхен. Сказал, что знавал в Гамбурге одну шлюху по имени Гретхен. Со времени их женитьбы прошел всего лишь год, но он уже тогда ненавидел ее.

С Джордахом она познакомилась на озере Буффало в ресторане, где работала официанткой. Ее туда направили из приюта. Ресторан принадлежал мистеру и миссис Мюллер, пожилой паре немецкого происхождения. Приют направил ее к Мюллерам, поскольку они были люди добрые и регулярно ходили в церковь. Мюллеры хорошо к ней относились, поселили ее в комнате над своей квартирой и не разрешали никому из посетителей приставать к ней. Три раза в неделю отпускали ее в вечернюю школу. Она ведь не собиралась всю жизнь работать официанткой.

Аксель Джордах, крупный молчаливый молодой человек, прихрамывавший на одну ногу, эмигрировал из Германии в двадцатом году и служил здесь матросом на озерных судах, а в зимнее время, когда озеро замерзало, работал у Мюллера поваром или пекарем: он научился готовить и печь в первую мировую войну, когда после ранения оказался негодным к строевой службе и его оставили работать поваром в госпитале во Франкфурте.

И вот только потому, что в далекую войну какой-то парень, выйдя из госпиталя, почувствовал себя чужим в родной стране и решил искать счастья в Америке, она сейчас стоит у окна в убогой комнатушке над булочной, где день за днем жертвует собой, постепенно расставаясь с молодостью, красотой и надеждами. И конца такой жизни не видно.

Когда они познакомились, Аксель почти не говорил по-английски и заходил в ресторан Мюллеров, чтобы хоть немного поболтать на родном языке. С ней он был вежливым, не позволял никаких вольностей и даже не пытался взять ее за руку. В дни между рейсами он провожал ее в школу и обратно домой. Как-то он попросил ее учить его языку и еще до женитьбы стал великолепно говорить по-английски. Вокруг удивлялись, узнавая, что он родился и вырос в Германии. Бесспорно, Аксель был умным человеком, но свой интеллект он использовал, чтобы мучить ее, себя и окружавших его людей.

До того как сделать предложение, он ни разу не поцеловал ее. В то время ей уже было девятнадцать — столько же, сколько сейчас Гретхен. Аксель всегда был к ней внимателен, всегда чисто вымыт и тщательно побрит. Возвращаясь из рейсов, неизменно приносил ей маленькие подарки — конфеты, цветы.

Целых два года он ухаживал за ней и лишь на третий — сделал предложение. Не решался раньше, боясь отказа: все-таки он иностранец, и к тому же хромой, объяснил он. Как, должно быть, он смеялся в душе, увидев на ее глазах слезы, вызванные его скромностью и неуверенностью в себе. О, это был настоящий сатана с коварными, далеко идущими замыслами!