Эдуард Лимонов - Книга мертвых-2. Некрологи

Анпилов выпускает к микрофону хор из трех бодрых бабушек-фронтовичек. Одна бабушка с баяном. Они исполняют сатирические частушки про Ельцина.

— Вот, — удовлетворенно слушает бабушек Анпилов. И, обращаясь к Егору: — Вот, женщин же слышно, хорошо и звонко.

Егор с отчаянным выражением лица оборачивается ко мне. Я развожу руками.

— Я не буду выступать, — заявляет Егор.

— Что можно сделать? — спрашиваю я.

— Ничем нельзя помочь. Мне сказали, что будет все нужное оборудование.

— Я буду держать микрофон перед гитарой, — заявляет Анпилов. — А ты Егор, пой вот в этот! — И он объявляет: «Егор Федорович Летов! Сын коммуниста», — и что-то еще говорит, чего моя память не удержала. Егор действительно сын руководителя КПРФ в городе Омске.

— неожиданно исполняет Летов. Панки гудят, кричат, вопят. Непонятно, они в негодовании или в восторге.

Затем происходит многотысячная сцена на местности с участием панков и грузовика с Егором, со мною, Анпиловым и еще десятками лиц на борту. Развивалась эта акция следующим образом. Летов исполнил «Все идет по плану» и «Дурачка», то есть свои хиты того времени. Последние аккорды отзвучали. Анпилов проорал в микрофон объявление о митинге, долженствовавшем состояться в следующий раз, дал координаты, то есть место и время. Пока он это говорил, нам уже пришлось сбросить нескольких панков с грузовика современности, куда они пока еще тихо, но настойчиво карабкались. Егор задергался.

— Надо уезжать. Быстрее. Мои фанаты, надо их знать. Сейчас они все полезут сюда, общаться.

Егор, по моему твердому убеждению, боялся своих фанатов. Я наблюдал его страх не раз, особенно перед концертами. Он был, без сомнения, по психотипу — интроверт и поэтому выходил на люди с ужасом. До тех пор, пока не оказывался на сцене: там он впадал в транс, глотал из бутыли водку, как шаман жует свои мухоморы. Там он отбивался от них своей… Я хотел употребить слово «музыка», но не музыкой, но криками и надрывом. Я понял опасность.

— Надо срочно уезжать, — сообщил я Анпилову.

Он ввязался сразу в несколько разговоров, нудных, как резина, выслушивал жалобы и просьбы своих медлительных и истеричных сторонников.

— Счас, Вениаминыч! — обронил он.

— Виктор Иваныч, вы не знаете, что такое толпа панков. От переполненности чувством любви к Егору, они сейчас разорвут его на куски, а потом нас с вами на закуску.

Вдвоем с бывшим депутатом ВС СССР Вавилом Носовым, крепким сибирским мужиком, мы сорвали с борта грузовика увесистого грязного панка в красном платке, он выглядел как пират, и без жалости выбросили его за борт. Там было кому его подхватить. Панкам эти кувыркания привычны. Во время нескольких концертов Летова нацболы исполняли обязанности службы безопасности. Я тоже был на сцене. Мы хватали взобравшихся на сцену панков, я и мой охранник Костя Локотков, и бросали их в зал под радостные крики снизу.

— Где водитель? — Анпилов, показалось мне, понял, что это не шутки. Толпа есть зверь.

— Я здесь, — отозвался мужичок в фуфайке. Он, оказывается, копался под капотом своего, право слово, допотопного чудовища.

— Давай, Иван, гони!

— Сейчас, сейчас, завести надо. — Иван быстро прошагал к кабине, вынул из-под сидения, о ужас, невиданное мною с 50-х годов приспособление для запуска двигателя — изогнутую коленом ручку — и ринулся к переднему бамперу. Дернул раз, еще раз, еще, мотор затрясся и испустил облако вонючего сизого дыма.

Теперь уже десяток панков висели на бортах

— Егор! Егор! Подойди! Егор, дай тебя потрогать! — там были и девки.

— Гони! — крикнул я.

Шофер был уже в кабине, и грузовик резко рвануло. Стойки допотопных микрофонов, флаги «Трудовой России» и мы все от резкого толчка покатились к кабине ископаемого грузовика. А он сдвинулся с места и поехал по аллеям Университета. Очень не быстро. Видимо, на заводе, откуда его вызвал Анпилов, он передвигался только внутри заводской территории на недальние дистанции.

— Ура! Ура-а-а-а! — закричали панки и ринулись за нами.

— Быстрее! Гони! — кричал я, стоя над кабиной водителя и ударяя в нее кулаком. — Они нас линчуют, гони!

Водитель дал газу.

Со стороны все это массовое действо напоминало, видимо, съемки масштабного фильма о революции или как минимум о массовых беспорядках. Только атрибутика и костюмы участников были до дикости смешаны. Послевоенный, а то и дореволюционный грузовик, засаленную широкую платформу в масляных пятнах, с красными флагами по ветру и группой страннейших личностей на ней преследовала многотысячная толпа диких панков из конца XX века.

Водитель жал на газ, сизый дым рвался из-под капота. Расстояние между бежавшей широким фронтом по аллеям университета толпой панков и грузовиком увеличивалось. Егор сиял. Простецкий Вавил Носов, коренастый, со сломанным вопреки или благодаря фамилии носом, не понимал происходящего.

— Дикие какие у вас товарищи! — сказал Вавил Носов.

Что мы ему ответили? Видимо, ничего не успели, так как мотор допотопного грузовика заглох, и мы остановились.

— Ура-а-а-а! — захлебнулись в радостном реве панки и прибавили ходу.

— Я задержу их, — сказал Анпилов, выпрыгнул из грузовика и побежал на панков с широко растопыренными руками, как будто мог весь их фронт зацепить этими руками и остановить.

— Товарищи панки! — закричал Анпилов. Его голос покрыл рев панков. И в этот драматический момент на всех парусах и парах из-за поворота навстречу нам вырвались три милицейских автомашины. Они промчались мимо нас, развернулись лихо налево, встав правым бортом к бегущим панкам. Из автомобилей выскочили милиционеры и почти в тех же позах, руки растопырены («Как ловят кур, — хохотал Тарас Рабко. — Эдуард, Эдуард, посмотри, как кур ловят!»), побежали на панков. В этот момент грузовик завелся и мы поехали, все так же против движения, нарушая все правила. Мы с Тарасом и Летов с музыкантами соскочили с грузовика где-то недалеко от метро «Университет». И пошли к метро, весело обмениваясь впечатлениями.

В следующий раз Егор запечатлелся моей памятью 29 ноября 1994 года. Точность даты в данном случае объясняется тем, что в ночь с 28 на 29 ноября, в ужасный снегопад я привез в Москву из Твери первый номер газеты «Лимонка» и к середине дня принес несколько пачек в кабинет, занимаемый нами (на самом деле, кабинет был дан Дугину) в помещении редакции газеты «Советская Россия» на улице Правды. Летов явился вместе с Манагером, оба в сибирских полушубках. В комнате, помню, собралось великое множество первых нацболов: художник и автор макета газеты Костя Чувашев (сейчас работает арт-директором в журнале «Максим»), Андрей Карагодин (работает в журнале «Гламур»), Тарас Рабко, Вадим Штепа, я, Дугин, два сибирских панка — Летов и Манагер, позднее приехала моя жена Наталья Медведева, заглянул поздравить нас Виктор Анпилов, пришел брат жены Дугина Сергей Мелентьев, потом Наташа Мелентьева. Все мы листали новенькую, пахнущую типографией «Лимонку» и были очень горды собой. Мы чувствовали, что положили начало, задали тон важнейшей исторической традиции. А чему именно, мы сами еще не понимали.