Ирвин Шоу - Полное собрание рассказов. 1957-1973

— Бедняжка Берт! — весело фыркнула Марта. — Какая ужасная несправедливость по отношению к тебе! Все время только открывать спортивный сезон в первой игре. Зачем ты мне все это излагаешь?

— Ты должна дать нам твердое обещание, что не станешь выбирать никого из нас — ни меня, ни Мунни. Ну а если не сумеешь совладать с собой — унесешь свою тайну с собой в могилу, ясно? — объяснил Берт.

— Ага, в могилу! — повторила Марта мрачно и торжественно.

— До отплытия парохода мы будем относиться друг к другу как братья и сестра, не больше. D'accord? [1] Согласны? (фр.).

— Ну разумеется!

— Вот и хорошо.

Берт и Мунни кивнули друг другу, довольные тем, какое здравомыслие проявил каждый из них.

— Правило второе, — не унимался Берт. — Если по прошествии определенного периода ты станешь доставать нас, превратишься в обузу — прощаемся и ты уезжаешь. Никаких слез, взаимных обвинений, семейных сцен. Просто дружеское рукопожатие — и марш на ближайший вокзал! D'accord?

— Согласна вдвойне!

— Правило третье: каждый несет треть расходов.

— Само собой.

— Правило четвертое, — Берт уже напоминал директора компании, объясняющего на совете план предстоящих действий, — каждый идет куда хочет, встречается с кем пожелает, и никто не имеет права задавать никаких вопросов в этой связи. Мы ведь не неразлучная троица, ибо такие неразделимые объединения людей только нагоняют скуку. О'кей?

— То есть свободная конфедерация суверенных государств, — подтвердила Марта. — Идею поняла.

Все трое торжественно пожали друг другу руки в окружении маячащих за спинами громадных статуй и решили выехать завтра же, рано утром. Кое-как удалось втиснуть Марту в крошечный автомобиль, привязать сзади ее багаж.

За все лето у них не возникло не единой ссоры, хотя свободно, постоянно обсуждали такие важные темы, как секс, религия, политика, брак, выбор карьеры, положение женщин в современном обществе; театры в Нью-Йорке и Париже и каким должен быть приличный размер купальников у молодых девушек на пляжах Италии, Франции и Испании. Когда Берт подцепил в Сен-Тропезе пышную блондинку-американку и гулял с ней с неделю, это, казалось, нисколько не волновало Марту, даже тогда, когда эта девица переехала в их отель и остановилась в соседнем с комнатой Мунни и Берта номере.

Честно говоря, ничто не могло, судя по всему, расстроить Марту, радостно воспринимавшую события каждого дня с какой-то странной, почти сонной безмятежностью. Сама она, по-видимому, не принимала никаких решений и всегда соглашалась с решениями других независимо от того, к каким последствиям это могло привести, — охотно, доброжелательно, с улыбкой, с каким-то бесстрастным одобрением. Такое ее приятное женское безволие Мунни увязывал с одним поразительным ее талантом — умением спать сколько угодно. Если ее никто не будил по утрам, могла проспать до полудня, до двух дня, даже если накануне очень рано улеглась. Это не объяснялось каким-то ее физическим изъяном, — ей вообще, казалось, сон совсем не нужен: никогда об этом не говорила, не напоминала, что пора спать, несмотря на то, что иногда все засиживались допоздна, забывая, когда Марта встала сегодня утром.

Никогда она не писала писем, да и сама редко их получала и постоянно забывала оставлять свой будущий адрес, когда переезжали на другое место. Требовались деньги — звонила в Парижский банк, где на счету хранилось ее денежное пособие; когда деньги поступали, щедро, не задумываясь их транжирила. Ее совсем не интересовали тряпки, и, как сама призналась Берту с Мунни, она сделала такую короткую стрижку только потому, что лень каждый день причесываться.

Когда заходил разговор о том, как они собираются распорядиться своей жизнью, оказывалось, что об этом у нее весьма смутные представления.

— Не знаю, — Марта пожимала плечами, улыбалась, и чувствовалось, что она в самом деле этим слегка озадачена. — Буду вот так слоняться повсюду; поживем — увидим. В данный момент я придерживаюсь политики свободного дрейфа. Что-то не вижу, чтобы хоть один из наших сверстников занимался чем-то полезным, достойным внимания. Жду, когда снизойдет откровение и направит меня по верной стезе. Не тороплюсь брать на себя никаких обязательств и вообще никуда не спешу…

Как ни странно, но такая бесцельность Марты, не желающей выбрать для себя четкий жизненный маршрут, делала ее куда более интересной личностью в глазах Мунни по сравнению со всеми другими девушками, которых он знал. Эти в основном положительные, примерные, но ограниченные девицы: одни хотели поскорее выйти замуж, иметь детей, стать членами сельского клуба; другие мечтали о театральной карьере, об известности и славе; третьи стремились сделаться редакторами или деканами в женских колледжах. Мунни сердцем чувствовал: Марта пока не определилась потому, что ничего достойного ей еще не подвернулось. Но ведь всегда есть шанс, думал он, и если она когда-нибудь на чем-то остановит свой выбор, то на великом, оригинальном, славном.

Разработанные во Флоренции строгие правила оказались невостребованными, если не считать недели, проведенной Бертом с пышной блондинкой в Сен-Тропезе. Во всех приключениях троица оставалась неразлучной, что объяснялось просто: всем им гораздо лучше, удобнее и интереснее втроем, чем с кем-либо другим. Правила, быть может, и понадобились бы, будь Марта совершенно другой — кокеткой, жадиной или глупышкой — или будь они все немного старше. Но все же пусть они срабатывают, по крайней мере, до последней недели октября, а если повезет, и дольше; потом друзья поцелуют Марту на прощание, сядут на пароход и отправятся домой.

Как-то лежали на песке на пустынном пляже до двух часов, потом искупались. Плавали наперегонки: вода холодная, надо как можно быстрее двигаться, чтобы не замерзнуть. В коротком, ярдов на пятьдесят заплыве Мунни, стараясь не отстать от Марты, совершенно выдохся к финишу. Марта, легко выиграв, безмятежно покачивалась на волнах, лежа на спине. Мунни подплыл к ней, отплевываясь и хватая открытым ртом воздух.

— Показал бы тебе, — он широко улыбался, но чувствовал себя пристыженным, — если бы не моя астма.

— Нечего из-за этого расстраиваться. — Марта слегка болтала ногами. — Женщинам всегда легче держаться на воде.

Встали на дно и теперь следили за Бертом — тот старался вовсю, неистово размахивал руками, приближаясь к ним.

— Берт, — заявила ему Марта, когда он наконец, поравнявшись с ними, встал рядом, — ты единственный из всех моих знакомых ребят плывешь точно как старая леди ведет свой автомобиль.

— Мои таланты, — с достоинством ответил Берт, — лежат в иной сфере.

Шумно, с криками вышли на берег, неистово размахивая руками, чтобы согреться; тела их покраснели от холодной воды. Один за другим, по очереди, снимали с себя мокрую одежду, стыдливо прикрываясь большими полотенцами. На Марте, как всегда, тесные брючки, доходящие только до икр, и рыбацкая рубашка — джерси в бело-голубую полоску. Наблюдая, как она одевается, какие у нее ловкие, небрежные движения, Мунни чувствовал, что никогда не увидит больше такую девушку, как Марта Хольм, — трогательную, веселую, вызывающую у него смутное душевное волнение, когда вот так стоит на солнечном пляже, в рыбацкой рубашке в полоску, вытряхивая из черных волос последние капли морской воды.