Ирвин Шоу - Пестрая компания (сборник)

Он чуть повернул голову и зарылся лицом в рыжий мех. Мех источал густой аромат духов, что было гораздо приятнее, чем запах кожи и бензина, господствующий в хвосте машины.

— «Князь Матчабелли»… — сказал Датчер. — Эта лиса свалилась в колодец, наполненный до краев «Князем Матчабелли» и там утонула. Прекрасная смерть. Макамер, я рассказывал тебе когда-нибудь о Синтии Мессмор, с которой я учился в классе выпуска 99 года прошлого века и её отношениях с мисс Финч? Она потом вышла замуж за Шамуса Гунана, Члена Окружной Ассамблеи…

— Вы что, издеваетесь надо мной? — спросила довольно грубо Максина.

Датчер понимал, что надо остановится, но ничего не мог с собой поделать.

Он принял сидячее положение и продолжил печально:

— Мне не следовало покидать школу в 1899 году, а секс есть не что иное, как опиум для народа. Включи-ка радио, Макамер.

Долли укоризненно покачала головой, а Датчер сделал вид, что смотрит в окно. Какая низость, подумал он. Я веду себя низко, и мне это нравится. Этой ночью я желаю быть всем… низким, злобным, изящным, величественным, покорным: одним словом — всяким. Я хочу, чтобы жили все мои эмоции. А её я не люблю, и ничего у меня с ней не получится. Но если я смогу сделать так, чтобы она на меня разозлилась, то…

— Говорит Париж, — произнес диктор. — Все огни в городе потушены. Кабинет министров заседает непрерывно с шести вечера.

Макамер выключил приемник.

Датчер чувствовал, что Максина не сводит с него глаз. Он повернул голову, одарил её ласковым взглядом. Девица она красивая, подумал он. Фигура у неё вполне приличная. И, кроме того, мне придется пробыть рядом с ней ещё целые сутки…

— И в таком виде вы собираетесь завтра идти на скачки? Без галстука?

Датчер подергал воротничок рубашки. Рубашка была в стиле «поло» и на верхнюю пуговицу не застегивалась.

— Думаю, что в таком, — ответил он. — Здесь ужасно жарко.

— Если вы не повяжете галстук, я с вами не пойду, — объявила Максина.

— У меня нет галстука.

— Тогда я с вами не пойду, — твердо сказала она.

— Мы обитаем в тропическом климате, — произнес Датчер, — и забывать об этом не должны. Я северный человек и потею, как…

— У меня есть запасной галстук, — заметил Макамер, — и ты можешь его надеть.

— Почему бы и нет, если это сделает Максину счастливой, — послав девушке очередную улыбку, согласился Датчер.

— Я не могу появиться перед людьми в обществе человека без галстука.

— Вот теперь, — сказал с ласковой улыбкой Датчер, — я вижу, что вы совершенно правы.

Максина ответила ему улыбкой.

По крайней мере, подумал он, за все время поездки я ни разу не вспомнил о «Полуночном убийстве». Этого она, все-таки, сумела добиться.

Они остановились в Сан-Диего и немного выпили в баре в окружении множества матросов с близлежащей военно-морской базы. Долли проглотила таблетки, которые принимала постоянно, схватила Макамера за руку и, быстро наклонившись, поцеловала его в шею. Время близилось к двум часам ночи, бар закрывался и матросы были пьяны.

— Соединенные Штаты ни в какую войну влезать не станут, — объявил похожий на юного фермера и явно не умещающийся в своей непрочной, синей форме матрос. — Мне дал гарантии мой конгрессмен.

— Откуда вы? — поинтересовался Датчер.

— Из Арканзаса.

Датчер кивнул, как будто это его полностью убедило в правоте члена Конгресса. Матрос одним глотком допил все, что оставалось в его кружке, и сказал:

— Пусть япошки приходят. Мы сметем их со всех морей. Мне хотелось бы посмотреть, как они попытаются на нас напасть. Пусть только попробуют…

Максина улыбнулась матросу.

— Я голоден, — объявил Датчер, увлекая Максину и Долли к дверям. Ненавижу дискуссии о сравнительной силе различных флотов.

— Приятно слышать, — сказал Макамер, — что официальный представитель Вооруженных сил Соединенных Штатов уверен в том, что наша страна не вступит в войну.

Они шли по улице в направлении ярко освещенного кафе, фирменным блюдом которого были разнообразные вафли.

— Красивый мальчик, — заметила Максина, когда компания вошла в кафе. Если его извлечь из его матросского костюма.

Кафе было переполнено, и им пришлось сесть за столик, с которого ещё не успели убрать грязную посуду. Максина и Долли отправились в дамскую комнату, а Макамер и Датчер, оставшись за столом в тускло освещенном зале, взирали друг на друга поверх грязных тарелок и пятен кофе на скатерти.

— А она в полном порядке, — глядя с ухмылкой на Датчера, громогласно объявил Макамер. — У неё классная фигура. Долли для тебя здорово постаралась. Разве нет?

— Макамер, — сказал Датчер, — если бы мне потребовался оратор, способный произнести спич под грохот бетономешалки, я выбрал бы тебя.

— Не правда ли смешно, что я всегда так громко говорю? — оглядев зал, виновато спросил Макамер.

— Теперь всем посетителям этого заведения стало известно, что у Максины «классная фигура».

Официантка, очень бледная и очень (к двум часам ночи) усталая застучала тарелками, торопливо сгребая их со стола.

— По-моему, ты прекрасно проводишь время, — сказал Макамер. — Она ведь заставляет тебя смеяться, не так ли?

— Да, она меня смешит, — согласился Датчер.

Появились Долли и Максина. Датчер следил за тем, как Максина шагает между столиками, как колышется рыжий мех на её костюме и как все посетители мужчины провожают её глазами. Костюм, подумал Датчер, узок ей не меньше, чем на полдюйма, — причем во всех направлениях. Готов держать пари, что все её остальные наряды тоже сшиты в обтяжку, и малы ей, по крайней мере, на полдюйма. Даже пеньюары.

— Вы знаете, о чем я думаю? — спросил Датчер, когда Максина заняла место за столиком.

— О чем же? — полюбопытствовала свеженапудренная и свежеподкрашенная Максина.

— О ваших пеньюарах.

— По-моему, говорить вслух об этом неприлично, — сурово произнесла она.

— Датчер — ужасно вульгарный человек, — вмешался Макамер. — Ты убедишься в этом, прочитав его книги.

— Англичане, — заметила Максина, — только что объявили войну немцам. Нам об этом сказала какая-то женщина в туалете.

Так вот, значит, каким образом я узнал об этом, подумал Датчер. В туалете подозрительного заведения Сан-Диего какая-то женщина сообщила увлекавшейся вином актрисе из компании «Рипаблик» о том, что Англия объявила войну Германии. А актриса, в свою очередь, сказала об этом мне.

— Эта вилка — грязная, — громко заявила Максина официантке, раскладывавшей заказанные ими вафли по тарелкам. — Это надо же иметь нахальство давать нам грязные вилки!

Официантка со вздохом подала чистую вилку.

— Если дать им волю, — не успокаивалась Максина, — то они пойдут на убийство.