Макар Троичанин - Кто ищет, тот всегда найдёт

Некоторые имена и фамилии могут случайно-негаданно совпасть с именами и фамилиями людей, не имеющих ничего общего с персонажами романа.

Никогда ещё я не попадал в такое гнусное и безнадёжное положение. Пальцы правой руки, побелев от напряжения и страха, намертво втиснулись в узкую неглубокую расселину, а пальцы левой ни за что не хотели расстаться со счастливо подвернувшимся остроугольным скальным гребнем. Грудь и сочащийся холодным потом живот плотно прижались к неровной поверхности скалы, полого обрывающейся в пропасть, а задница и ноги болтались там в тщетной надежде найти какую-нибудь опору.

А ведь всего лишь какую-то минуту назад я лихо сбежал, скользя по мокрому от краткого дождя мху, к самому краю скалы и, нисколечко не беспокоясь об уязвимости зыбкой человеческой жизни и переменчивой судьбе, попытался сходу, торопясь, установить треногу с магнитометром, злясь на уровни, пузырьки которых никак не желали выбегать на середину. Начисто забыв о крае пропасти, я раздражённо затоптался вокруг прибора. Нечаянно задел своей неуклюжей ногой деревянную ногу прибора, и он, не приобретя устойчивости, накренился, намереваясь занять самое устойчивое положение. Мне пришлось уцепиться за него, подняв в воздух, но правая нога моя в кеде с изношенным до зеркальности протектором наступила на круглые камушки и заскользила к краю скалы, оставляя беспомощное тело, терявшее равновесие. А дальше всё прокрутилось с такой калейдоскопической быстротой, что я опомнился уже распластанным.

Впору было читать отходную по себе, да я, бездушное бройлерное производное советской идеологии, не знал ни одной молитвы, и бога вспоминал всуе, когда надо было послать к нему в сердцах кого-нибудь надоевшего или необязательно поклясться. И потому натужно, с опаской отклеил подбородок от каменной опоры и закричал засипевшим от ужаса и страха голосом:

— Мари-и-я-я!!!

Нет, я звал не божью матерь — на ее помощь мне, комсомольцу, надежды не было — а всего лишь свою напарницу, застрявшую некстати где-то выше скалы по склону.

— Мари-и-я-я!!!

Из-за блестящих под яркими лучами солнца кустов багульника, отгораживающих сползающий в пропасть скальный выступ известняка и меня, распластанного на нём, от густо заросшего выше чем попало склона, глухо и равнодушно донеслось:

— Иду-у. Уложу образцы в мешочки, подпишу и догоню тебя.

«Будешь копаться — не догонишь, дура безмозглая!» — обругал мысленно вместо себя ни в чём не повинную помощницу и завопил в животном страхе, начисто забыв о всяком мужском достоинстве:

— Скорее!!! На помощь!!!

Хорошо ещё удержался и не добавил «Караул!!!» Всё-таки, как ни хорохорься, ни задирай хвост, а умирать никогда не хочется. Тем более что и жил-то я всего-ничего, какую-то мизерную четвертушку века, ничего не видел, не прочувствовал, ни зла, ни добра не оставил. А придется, подумал, смиряясь в смертном ужасе, в очередной раз изливаясь холодным потом и напрасно отгоняя скорбную мысль. Ну, придет она, а что сможет слабосильная девчонка? Только запомнить последние трагические минуты жизни героя, загнувшегося по дурости в маршруте, недолго поплакать и быстро забыть под натиском радостей нескончаемо продолжающейся жизни.

И полез-то я, баламут-недотепа, на край скалы из-за неё — хотелось удивить-поразить девичье сердце молодецкой удалью и безалаберной смелостью, столь характерной для меня, утвердиться в её глазах бесстрашным опытным таёжником, порисоваться гордым орлом, не боящимся вершин и пропастей. Вот и показался… червяком, бессильно прилипшим к холодному камню. Вполне можно было обойтись и без измерения на скале, обойти её аккуратно. Вряд ли и благодарные сослуживцы оценят подвиг героя, во всяком случае, памятника на скале не поставят, поругивая в душе неудачника за испорченные показатели по технике безопасности.

Наконец, там, наверху, зашуршали багульник и земля, посыпались, перегоняя друг друга, предательские камушки, один из них нахально толкнулся в скрюченную бесчувственную левую ладонь. Приблизились такие же как у меня расхристанные и расшлепанные, грязные и дырявые китайские кеды с обвисшими на них заскорузлыми буро-грязно-мокрыми штанинами безразмерных спецовочных брюк, а что там, выше колен, я, боясь поднять голову, не видел.

— Ты чё так? — опешив, задала она сверху дурацкий вопрос, никак не сознавая моего критического состояния.

— Хорошо, что так, хуже было бы, если никак, — зло пробурчал я в кедину, чувствуя, как нарастает во мне тяга к спасению.

— Так вылезай!

«Дура, как есть дура» — уже без зла подумал я, — «будто без её подсказки не хочу того же».

— Давай руку, помогу.

— Ага, поможешь, — стелю по камню едкие и горькие слова, — это я тебе помогу вместе со мной улететь вниз. Неужели не понимаешь, что со своим комариным весом не удержишь? Зацепиться тебе есть за что?

— Нет, — отвечает растерянно, очевидно, оглянувшись. — Выше можно.

— У меня руки не растягиваются, — объясняю счастливице, стоящей на двух ногах и далеко от края неведомого мира. — А у тебя?

Молчит, то ли соображая, то ли начиная рюмить. Я-то точно — первое. Ведь если кто-то в последний момент подсунул под мои руки щель и гребень и тем остановил роковое движение вниз, то значит, кому-то я еще нужен, и надо помочь спасителю. Честное комсомольское: спасусь — крещусь! Раньше, правда, читал, во спасение строили церкви и часовни, но я, хозяин громадной страны, могу предложить только душу. Чувствую, что она ещё не совсем задохлась от указаний и накачек партийно-комсомольского сонма.

— Слушай, — говорю, — и делай как можно быстрее, пока мне не надоело пластаться на холодном камне.

Она с готовностью присела, вся — внимание.

— Там, чуть выше и слева от маршрута, ёлка стоит высокая и тонкая, одна.

Вот ведь как — и ёлку запомнил, как будто знал, что понадобится, как будто на самом деле кто-то нарочно в памяти запечатлел.

— Сруби её под корень, обруби верхушку на метр и волоки сюда. Давай.

Она торопливо выхватила из рюкзака топорик, которым мы делали затёски на деревьях, и заспешила к ёлке, снова прикатив к моим рукам мелкие камушки. Хорошо было слышно, как после недолгого частого стука топора бедное деревце рухнуло и, зашуршав хвоей, приблизилось ко мне.

— Вот, срубила, — запыхавшись, сообщила шустрая напарница с невидимой большей частью туловища.

Я глубоко вздохнул, не очень рассчитывая на успех спасательной операции, но так просто безвольно рухнуть вниз тоже не хотелось.

— Подсунь ко мне поближе обрубленную вершину, а нижние ветки надвинь на камень, до которого хотим дотянуться, так, чтобы он оказался между ветвями. Ухватись за последние, сядь за камнем, упрись в него ногами и замри, не шевелясь, пока не разрешу расслабиться.