Ромен Гари - Повинная голова

Кон не слушал. Волнение, усталость, пережитый страх в сочетании с алкоголем привели его в полубессознательное состояние, и осталась только мечта, острая, мучительная в своей недостижимости, о далеком неприступном острове, который Океан охранял бы со всех сторон. «Я ищу того, кем я был до начала времен»… Кон был не способен сейчас постоять за себя. Он поднял на Тамила взгляд, полный страдания, в котором тонуло все, кроме последнего путеводного огонька — негодования.

— В сущности, — пробормотал он, — это вопрос теории вероятности. Цифры все есть, они опубликованы в газетах, но они никого не волнуют… Степень деморализации и пассивности людей такова, что народы больше ничего не замечают… Да их и нет уже, народов, остались только государства. Кстати, напомню вам признание, сделанное не так давно Организацией Объединенных Наций и Белым домом: шестнадцать миллионов детей, по самым скромным подсчетам, должны родиться неполноценными из-за радиации, уже накопленной в генах человечества с тех пор, как ведутся ядерные испытания [51] Кон приводит общеизвестный факт, отмечавшийся, в частности генералом Бофром в статье 1966 года. (Прим. автора.) . И эта цифра занижена — некоторые биологи оценивают количество будущих уродцев в шестьдесят или даже восемьдесят миллионов. Это официальная цифра, Тамил, всеми утвержденная, всеми признанная и на которую всем насрать. Людей, правда, немного беспокоит грядущая атомная война, но преступление уже совершено, самое страшное преступление за всю историю. И знаете, ради чего? Он стукнул кулаком по столу, и по небу прокатился гром. Тамил засмеялся.

— Великолепно! — сказал он.

Кон потерял голос и на миг замолчал, отыскивая его в глубинах горла.

— Шестнадцать миллионов детей-дегенератов уже ждут в наших отравленных генах… Есть шанс, что родится… новый Христос… вполне нас достойный… Христос-дебил… глухонемой младенец Христос, к тому же умственно отсталый… его наконец-то перестанут бояться… преступное чудовище, которому можно смело доверить… духовное руководство… делами нашего мира…

Кона вырвало, и он рухнул на стол.

— Бедняга, — сочувственно вздохнул Маэ. — Трудно быть одновременно хорошим парнем и великим человеком.

— Надо отнести его домой, — сказал Тамил. — Помоги мне… Трудно быть человеком, вот и все. К счастью, это большая редкость.

Меева с обнаженной грудью возвышалась на носу пироги среди звездных россыпей: она гребла. Кон лежал у нес за спиной, одной рукой придерживая руль, другой сжимая термос с горячим вином, и смотрел, как весло погружается то в Млечный Путь, то в светящуюся вселенную микроорганизмов, каждый из которых мог теоретически стать зародышем нового человечества. Он чувствовал себя великим Те Туму, «Первопричиной», спускающимся с небес на Тахито Фенуа, «Землю Прошлого», навстречу своей супруге Атеа Нуи, «Великому Свету», на пироге, полученной в дар от «бесконечного бога», хозяина ключей от мира. Не хватало только последнего из могикан, Белоснежки и Микки Мауса.

Что до «бесконечного бога», то он был, скорее всего, пошлейшим агентом спецслужб, но надо уметь использовать обманы зрения, и Кон смотрел, как весло Меевы вклинивается в звезды, иногда сбивая какую-нибудь из них. Кон задирал голову к небу и поглядывал на него как равный, он ведь тоже не в поле обсевок, великий Чингис-Кон, умная голова, и его не удивишь столкновениями миров на небесном бильярде. Придерживая нетвердой рукой руль лодки и мироздания, пьяный, как последний Помаре, он лежал на дне пироги, мечтая о какой-нибудь новой мифологизации земли и неба, которая обманула бы бдительность созвездия Пса и утвердила наконец торжество мифа о Человеке над его исторической реальностью. Он принялся горланить что есть мочи, одолевая силой связок если не свой человеческий удел, то, по крайней мере, шум мотора, великое утэ Непокорных:

— Кон, ты совсем спятил? — спросила Меева, стремительно терявшая мифологическое сознание.

— Надо заново мифологизировать мир! — заорал Кон. — Иначе человечество вконец освинеет!

Контрольный визит Бизьена положил конец их идиллии на полуострове. После истории с передатчиком в заднице и всего, что за этим последовало, включая выстрелы наемных убийц и балет спецслужб вокруг его персоны, у Кона случился приступ отчаяния, который вылился в беспробудное пьянство, серьезно осложнив создание убедительного образа Адама.

Чаша переполнилась, когда Адам закричал Еве перед толпой голландцев, англичан, немцев и шведов, указывая на них пальцем:

— Если б ты, дура, регулярно принимала противозачаточные пилюли, всего этого не было бы!

Туристы обиделись: они не поняли, что «всё это» относилось к ним лишь отчасти и имело куда более широкий метафизический смысл. Бизьену, несмотря на слабость, которую он питал к Кону, пришлось вмешаться, и Адам с Евой были вновь изгнаны из рая.

Мотор пыхтел, Кон рулил, Меева гребла. Время от времени она ворчала:

— Мне надоело! Зачем нужно грести, когда есть мотор?

— Из эстетических соображений! — возмущался Кон.

Эта темная, усыпанная звездами фигура на носу лодки создавала пьянящую иллюзию незапамятного прошлого. Ему в который раз вспомнились слова Йейтса: «Я ищу того, кем я был до начала времен».

— Все, с меня хватит! — сердилась Меева, бросая весло.

Кон объяснял, что дело в красоте и утраченной невинности мира, а вовсе не в скорости, но рационализм уже проник в сознание Меевы и оставил там неизгладимую печать.

— Какой ты все-таки сложный, Чинги! — вздыхала она и снова бралась за весло, а Кона захлестывала волна брызг и любви.

Посреди бухты, когда потребность излить душу стала непреодолимой, Кон сказал:

— Меня недавно пытались убить.

— Что? Кто тебя пытался убить?

— Сторожевые псы. Содержимое моей головы представляет угрозу для ядерного равновесия.

— У тебя белая горячка.

— Им известно, кто я.

— А кто ты, Кон? Я знаю, что ты большой человек, и только. Ты мог бы мне сказать. Кто ты, Чинги?

— Да не зови ты меня «Чинги»!

— Кто ты, Кон?

— Черт его знает! Я сам задаю себе этот вопрос уже сто тысяч лет.

— Не хочешь говорить?

— Они вообразили, будто я прячу в себе Христа. Боятся, как бы Он не размазал их по стенке за все, что они вытворяют против рода человеческого. Поэтому решили уничтожить меня раньше, чем Он явится и призовет народы к мятежу…

— Не скажешь?

Кону захотелось вознестись еще выше.

— Ладно, так и быть, скажу… Я Человек! — И, провозгласив таким образом свое недосягаемое величие, он ясно увидел, как побледнели звезды, а Большой Пес удрал поджав хвост.