Ольга Лукас - Тринадцатая редакция

– Вот они, значит, как, – резюмировал он. – Наживаются на нашем труде. Ну, раз так – я им винды сносить не буду, не заслужили.

Виталик вздохнул с облегчением. Потому что, услышав сегодня краем уха, как Константин Петрович всерьёз втолковывает Галине с Мариной, что от использования Windows можно ослепнуть, он прекрасно понял, откуда дровишки и к чему всё это может привести. «Не от Windows можно ослепнуть, а от постоянного сидения за компом! – не выдержал и вмешался он. – Две разные вещи! Это всё равно что говорить, будто бы все, кто живёт неправедной жизнью, в конце концов умирают. Умирают в конце концов все – другой вопрос, как им потом по делам их воздаётся, но точно известно, что если некто вздумал родиться в этом мире и какое-то время в нём пожить – он непременно доживёт до того, что умрёт, и вовсе ему не обязательно при этом как-то приближать этот процесс». – «О, великий учитель, спасибо за разъяснения! – восхищенно протянул Константин Петрович. – Тогда уж верни мне, несовершенному, деньги, которые ты якобы до осени занимал». Чем окончилась эта история – вы уже знаете.

– Правильно, нечего их баловать. Пусть сидят на своих виндах, счастья своего не ведая. А я пока посижу тут у тебя, ага? – осторожно спросил Виталик.

– Ну, посиди, – рассеянно кивнул Гумир, потом быстро опомнился и произнёс: – Сейчас вот посидим ещё минут пять, а потом давай-ка, чтобы не терять времени, помоги мне перетаскать вещички с моей бывшей квартиры. Там немного, за одну ходку всё унесём. Не машину же за деньги вызывать, когда у меня такой друг хороший появился, правильно?

– Правильно, – кивнул «хороший друг». Гумир обживался с такой скоростью, что было ясно – завтра утром, если не сегодня вечером, он окончательно углубится в свою операционную систему, перестанет отвлекаться на мелочи и несправедливости этого несовершенного мира и защитный зонтик можно будет убрать. Ну, а пока что – придётся таскать и зонтик, и, как выразился этот ошеломительный тип, «вещички».

Шурик сидел перед чистым листом бумаги, в левом углу которого было каллиграфически выведено слово «честь», а в правом – чуть менее старательно, но тоже вполне красиво – «совесть». Слова «ум» на листке не наблюдалось, его не было даже на обратной стороне, несмотря на то что именно ум должен был помочь Шурику сделать правильный выбор. Вчера он плотно закусил в «Восточном эспрессо» за чужие деньги. Не нарочно, но так получилось. И теперь этот долг чести нужно обязательно вернуть!

Незнакомец, конечно, вполне мог забыть об этом, «наверняка забыл» – вписал Шурик в графе «совесть». Совесть покачала головой и приписала: «Ты ведь сам настаивал на том, чтобы вернуть деньги, будет очень красиво, если он не забыл – а тебя-то и нет!» – «А если завтра… То есть в понедельник… Он же сказал, что каждый день там обедает?» – попытался выкрутиться Шурик. «Я тебя умоляю! – горько усмехнулась в отведённой ей графе Совесть. – Ты забудешь об этом уже сегодня вечером и вспомнишь только через три года. И вот когда вспомнишь – тебе будет очень, очень, очень стыдно!» Шурик представил себе такую ситуацию и согласился. Тут в диалог вступила Честь и вывела в своей колонке следующее: «Всю неделю опаздывал, а теперь ещё выдумывает способ улизнуть с работы по самому сомнительному поводу». Шурик перечитал эту фразу несколько раз и решительно вывел: «Это не мои мысли, это Цианид меня через стенку зомбирует!»

– И вовсе не через стенку, – с достоинством ответил Константин Петрович. Он уже несколько минут стоял у Шурика за спиной и бесцеремонно наблюдал за его страданиями.

– Это… я… Ну я же работаю, ты видишь! – Парень прикрыл руками листок, перевернул его, но было уже поздно.

– Вижу. Раз уж шеф назначил меня твоей персональной доброй феей, то рассказывай. Что печалит эти маленькие глазки? – неожиданно противным голосом пропищал господин заместитель.

– Я на минутку выйду, – поднялся со своего места деликатный Денис. – А вы на досуге подумайте о том, что подобные неожиданные голосовые модуляции не соответствуют имиджу, над которым мы с вами тщательно работаем.

– Это была шутка. Я иногда, знаешь ли, шучу. Денис с сомнением повёл бровями и вышел за дверь, ничего не сказав, хотя, по его мнению, шутить Константину Петровичу тоже не стоило.

– Ну, что у тебя опять случилось? – уже нормальным голосом, даже с некоторой долей участия, спросил Цианид, присаживаясь рядом. Шурику только того и надо было – он в момент выпалил всё то, что не мог сформулировать письменно.

– Саша, как же ты наивен! – схватился за голову «персональная добрая фея». – Это же известное мошенничество! В народе именуемое «разводка» или «кидалово»! Тебя развели на бабки, Саня! Нет, тебя кинули! Как последнего лоха кинули!!!

Константин Петрович замолчал, приложил руку к груди и попытался унять сердцебиение. «Негодяи!! Какие негодяи! Скорей бы уже в нашей стране для всех мошенников ввели смертную казнь!»

– Пока что меня никто не кинул, – осторожно сказал Шурик, – пока что я сам… это… Ну, денег типа должен.

– Стандартная схема! Тебе одалживают некоторую сумму, а потом утверждают, что ты взял гораздо больше. Никуда не ходи! Этого ещё не хватало!

– Всё было совсем не так! К тому же я сам пообещал вернуть деньги, – робко попытался возразить Шурик.

– Подобные личности отлично владеют приёмами НЛП и гипнозом. По крайней мере, я на это очень надеюсь. Иначе мне придётся слишком сильно разочароваться в умственных способностях сограждан и даже некоторых коллег. Поэтому – никуда не ходи! И не перебивай меня. Сиди и дозванивайся до Маши, назначь ей свидание, напои её, познакомь с Денисом, чего хочешь сделай. В рамках приличия. Но разберись уже с этим делом! Перед шефом же стыдно. А с вымогателями я сам лучше встречусь и переговорю.

Если ближний предлагает разделить непосильную ношу – отказываются только мазохисты и гордецы, а Шурик не относил себя ни к числу первых, ни тем более – вторых. Поэтому его Честь и Совесть немедленно заключили перемирие и даже проследили за тем, чтобы благодетельный ближний сполна получил сумму, которую, по их мнению, следовало передать мошеннику и гипнотизёру из кафе, в случае, если он всё-таки окажется честным человеком и лишнего не потребует.

Если бы Маша знала о том, как важно Шурику поскорее с ней встретиться, она бы не стала отключать телефон и, может быть, даже сама бы ему позвонила. Но сейчас всё то, что случилось с ней раньше, казалось несущественным, неважным и невзрачным. Она проснулась очень рано и, вместо того чтобы привычно выкурить утреннюю сигарету, глядя на крышу дома напротив, и гадая, какие неприятные сюрпризы подготовила ей сегодня судьба, включила радиоприёмник, накинула когда-то любимый, но отложенный до лучших времён домашний сарафан с подсолнухами и немного потанцевала по комнате. Проклятие, которое преследовало её с детства, оказалось бракованным, и жизнь стала казаться привольной и полной надежд. Мать всё время сулила ей короткий, но яркий роман с жестоким обманщиком и даже пела вместо колыбельной песню про то, что один раз в год сады цветут, весну любви один раз ждут (как же Маша боялась этой песни и старалась найти от неё противоядие!). С самого детства девушка усвоила, что ей суждено ошибиться и оступиться. При этом, чтобы больнее удариться о жестокую реальность, выбрать следовало самого лучшего и неприступного мужчину, потому что девичий век короток и надо урвать вкуснейший кусок пирога, чтобы было о чём вспоминать в старости. Старость должна была наступить сразу же после окончания недолгого, но блестящего романа, обманутой и брошенной полагалось также впасть в печаль, тоску, попрощаться с молодостью и не надеяться больше ни на что.