Татьяна Толстая - Двое (рассказы, эссе, интервью)

Жалуется на быструю утомляемость. Лимфоузлы не увеличены. Зев чистый».

1995 год

Из Москвы в деревню ехали в общем вагоне. Оля еще на вокзале настроилась: народ люблю, всем социальным слоям сочувствую. Опытная Татьяна штурмом взяла две верхние полки, и Оля быстро залезла наверх и затихла, обдумывая: надо ли угощать попутчиков печеньем после того, как в борьбе за спальное место ты двинула их рюкзаком.

Было только девять часов вечера. Спать рано, читать темно. Удобно было только думать. Да, вот так живут люди, так они ездят в поездах. Простой человек брезглив, вот он и писает в тамбуре, чтобы не заходить в грязный туалет.

Татьяна еще при Горбачеве первая купила избу в деревне. Теперь в соседнем Княжеве живет балерина с кинокритиком, в Воробьевке — пара историков-медиевистов. «Кругом московская мафия», — говорили местные. Татьяна каждое лето звала: приезжай, поживи в настоящей деревне. Лес, тишина…

Оля помнила зимние городские сумерки. Учительница читает из «Русской речи»:

«Меж высоких хлебов затерялося небогатое наше село…».

Оля окончила школу с золотой медалью, но все пятерки и похвальные листы не удержали забрезжившего было жениха. И умение чертить втулку в трех проекциях не помогло отличить зло от добра, а от Некрасова осталась печаль, вещь в жизни необходимая.

— В Загорье женщина есть, пьесы пишет, — сказала Татьяна. — В Москве о ней все уши прожужжали, а она в четырех километрах от меня живет. Ее за границей ставят. В гости сходим.

Ночью в вагон села тетка с мешком, который ходил ходуном. Как только поезд тронулся, поросенок завизжал и визжал до самого утра.

Пенсионерка с боковой полки посочувствовала: «Устал, наверно, в мешке лежать, вот и нервничает». Тезис о долготерпении народа подтверждался. Спали, не раздеваясь. На третьей полке лежали мужчины в обуви, лицом к стенке. Мужчины поехали дальше, а Оля с Татьяной, помятые, сошли в Осташкове в пять утра.

Страшно открывать дверь избы, где год никто не жил. В сенях — ведра с прошлогодней водой. На диване мертвая мышь. И начатый пасьянс «косынка» на столе.

День приезда не регистрируется в книге жизни, и Оля ходила туда-сюда, ожидая наступления гармонии. Когда ложилась спать, ей показалось, что она стала естественней и проще.

Утром Оля взяла ведро и пошла к колодцу в конец деревни. Из соседних ворот вышла корова, выпачканная свежим навозом. Три курицы собрались было проводить подругу, но передумали и повернули назад.

— Посрет, поссыт и лягит, — сказала хозяйка, снисходительно глядя на корову. — Скажите Татьяне, сегодня хлеб привезут.

О прежней деревне Оля знала от домработницы Дуси. Дуся рассказывала охотно, с тайным уважением к тирану.

— Косить не давал. Ну не давал косить, и все тут. Ложки отбирали, доча. Зеркальце отобрали. Перед Троицей мать увидела, что опять из сельсовета к нам идут, два раза чохнула кровью и померла.

В полдень Татьяна с Олей лежали на одеяле в саду. Мимо проехал мужик на велосипеде, тактично не глядя на праздных женщин. Больше в этот день Оля никого не встретила на улице.

Деревня отдыхала: нет больше ни кнута, ни пряника. Тишина.

Перед ужином Татьяна посмотрела в окно.

— Анюта идет. Жива еще. Мужа в прошлом году похоронила.

Во двор вошла маленькая женщина с темным лицом, одетая в детское.

— С приездом. Мне Валька в магазине сказала, что вы приехали.

Татьяна разговор не поддержала. Аня подождала, не будет ли проявлен интерес к ее приходу. Интереса не было.

— Дай, Татьяна, чего прошу. Я тебе отработаю. Грибов принесу.

— Аня, тебе раз дашь, ты каждый день таскаться будешь. Ты меня прошлым летом достала. Я с подругой приехала, хочу пожить спокойно.

— А я бы вам баню протопила, воды принесла.

— Аня, иди домой. И сюда больше не приходи. Из окна было видно, как Аня, гонимая жаждой, бежала через луг в другую деревню.

— К Вайскопфу почесала, к переводчику, — сказала Татьяна. — И зря. Вайскопфы ей не нальют.

Деревня ждет от москвича, чтобы он посадил — выкопал, собрал — насушил и в августе уволок неподъемное в Москву. И долго тянется деревенский день, если ты приехала полежать под яблоней, надеясь, что смятение и тоска остались там, в столице.

— Завтра пойдем к Яковлевым, — объявила Татьяна. — Посмотришь, как люди живут.

До Яковлевых было часа два ходу. Дорога шла через три деревни. Огороды вспаханы, дрова наколоты, но ни одной живой души не видно ни в окнах изб, ни в поле. Только кошки на каждом крыльце, и те в глубоком оцепенении. Прошли мимо церкви, так давно разоренной, что неинтересно было говорить на эту тему.

Яковлевы, муж и жена, рано вышли на пенсию, продали квартиру на Севере и переселились в деревню навсегда. Все построили своими руками.

Посреди уютного двора стояло кресло-качалка. Под навесом — «Москвич» с открытыми дверцами. В окне сарая виднелся профиль белоснежной козы.

— Заходите в дом, — пригласила хозяйка Вера. Клетчатая скатерть на столе, книги от пола до потолка, краски и кисти в высоком стакане: знакомый уют московской семьи.

— Даже не хочу вспоминать городскую жизнь. Зимой ходим только за хлебом, в остальном живем автономно. Овощи, мясо — все свое. Не можем доесть прошлогоднее варенье.

Качалка во дворе была уже занята: молодая загорелая девушка в белом сарафане уютно ела малину из глубокой тарелки. На земле лежали исписанные листы бумаги.

— Леночка, как выкупалась? — спросила Вера, вынося из дома стулья для гостей. — Ленка так быстро пишет, прямо феноменально. Две пьесы уже опубликованы, и в Польше сейчас ставят одноактную. Критика очень хорошая. Лена, прочти что-нибудь. Про Шешая, например.

Леночка, не ломаясь, нашла страницу и стала читать:

«Шешай сидит на русской печи в космическом скафандре. Входит мальчик.

МАЛЬЧИК: Шешай, мама учит мертвые языки. Скажи ей!

ШЕШАЙ: В Японии мох символизирует старость.

МАЛЬЧИК: Красноперая рыба опять вышла на сушу. Зачем, Шешай?

ШЕШАЙ: Я видел из космоса, как учительницы воровали еду в детских домах. Я видел мир без грима. Попроси мать принести земляных груш, я перехожу в другое измерение.

Из сеней появляется девушка с большим треугольником в руках.

Напевая финал Шестой симфонии Малера, она скрывается в подполе.

Шешай слезает с печи и начинает кружиться по избе. Потом подходит к окну и влезает на подоконник. С криком „Конец цитаты“ прыгает из окна».

Леночка кончила читать. Оля сидела не шелохнувшись, боясь встретиться с ней глазами.

— Очень интересно, Лена. — Татьяна достала пачку сигарет, и все молча ждали, пока она найдет зажигалку и закурит. — У меня только одно замечание: не совсем убедительна девушка с треугольником, мотивация ее появления.