Бахыт Кенжеев - Иван Безуглов

Невольно обнаруживая в разговоре удивительные для своего возраста познания в экономике и политике, Светлана изящными движениями обрезала и расщепляла стебли гиацинтов, чтобы поставить их в хрустальную вазу. Скромная кухня сестер сразу оживилась, словно осветилась розовым пламенем великолепных махровых цветов. Да и сами сестры простотой и изысканностью внешности напоминали полевые цветы где-то в средней полосе России.

Нельзя сказать, что старшая сестра была красивее младшей. Но рядом с Таней, молодой женщиной в полном расцвете лет, худощавая двадцатилетняя Светлана, с ее светло-русыми волосами, казалась ребенком, требовавшим заботы и защиты. И в то же время в ней чувствовался ум, решительность, недетское обаяние, роднившее ее со старшей сестрой.

В августе прошлого года Света, не колеблясь, поехала вслед за Таней ночью на баррикады у Белого Дома, собрав две полных сумки снеди для его защитников. Всю ночь они бродили по баррикадам, отыскивая знакомых, ободряя собравшихся горячим кофе и домашними бутербродами. Тогда обеим девушкам казалось, что победа на баррикадах означает окончательное прощание с коммунизмом, но враг оказался много хитрее и коварнее.

Вот и теперь, хлопоча по хозяйству, Света рассказывала старшей сестре о том, каких трудов, несмотря на новые законы, поощрявшие приватизацию, стоит перевести швейную фабрику в собственность работниц - двухсот молодых женщин, получающих нищенское жалованье за рабский труд.

- Видишь, какие волнующие события? На что же ты жалуешься, Света! - улыбнулась старшая сестра. - Денег нам хватает, а твоя фабрика... ты ведь не зря выбрала себе такое призвание, ты и сейчас знаешь, что создана не для того, чтобы сидеть за машинкой... Меня всегда так захватывают твои рассказы о том, как просыпаются забитые работницы... а ведь этим они отчасти обязаны тебе, твоему уму, твоей деловой сметке! - Она крепко обняла сестру за худенькие плечи. - Я уверена, что фабрика в самом скором будущем станет вашей.

- Как ты думаешь, Иван действительно захочет стать нашим главным акционером? - робко спросила Света. - Я знаю, что он занят делами более насущными, чем судьба несчастных работниц, и все-таки...

Простой, но классически сервированный ужин уже стоял на столе. Там был салат из капусты с яблоками, политый соусом, придуманным Светланой еще в детстве, аппетитно шипели бараньи отбивные в окружении румяной картошки, красовалась в бутылочках с русскими надписями "Кока-кола", единственный безалкогольный напиток, который безоговорочно признавали обе сестры. Когда успела Света приготовить все это? Она едва ли не каждый вечер ухаживала за старшей сестрою, верила ей во всем, окружала трогательной заботой... Переодевшись в кремовый свитер исландской шерсти и свои любимые Думнэы (их покрой, специально рассчитанный на женщин, замечательно облегал ее стройные крепкие бедра), Таня села за стол.

- Спасибо, Света, ты так заботлива, - сказала она, - я знаю, что ты устаешь не меньше моего. Я немножко завидую твоему будущему мужу...

- А я твоему, - засмеялась Света. - Так что же с Иваном?

- Ты не поверишь, - отвечала сестра, - но сегодня он говорил со мной о тебе, о вашей фабрике. Он вернулся из Америки полный новых идей, с двухмиллионной прибылью в долларах. Эти деньги надо вкладывать не в торговлю, считает он, а в производство. Тут есть множество возможностей. В Монреале он вел переговоры с текстильщиками. Кое-кто не прочь вложить небольшой капитал в швейное производство в России...

- А если прибавить к этому поддержку Ивана, - воодушевленно закончила сестра, - то фабрика, несомненно, станет сама приносить миллионные прибыли! Как ты обрадовала меня, Таня!

Таня бросила на сестру лукавый взгляд. Мало кто из привлекательных девушек в ее возрасте размышляет о таких проблемах, - в который раз подумала она.

- Нам придется неделю-другую подождать, - деловито продолжала Таня. - Иван уже получил аккредитив, но для того, чтобы оплатить его, ему придется полететь в Монреаль, где располагается штаб-квартира наших партнеров, и самому хлопотать о переводе денег в русский банк. Иначе все это затянется на месяцы.

- Почему же он не хочет хранить деньги за рубежом? Разве это не проще, не безопаснее? - простодушно спросила Света.

- Да, это было бы лучше во всех отношениях, - задумчиво сказала Таня. - Сегодня они с Тютчевым спорили до хрипоты. Но Иван - я впервые видела его таким сердитым... Знаешь, что он заявил Феде? Ни под каким видом не хочет он нарушать нового закона о том, что все русские предприниматели не имеют права хранить средства за рубежом. Я, признаться, была на стороне Феди. Никогда не знаешь, какого нового сюрприза ожидать от нашего правительства... Но Иван настаивал на том, что принципы ему дороже любого риска, а его принцип - соблюдать законы той страны, в которой он живет.

При упоминании имени Феди Тютчева Света порозовела и незаметно вздохнула. Молодой предприниматель, верный ученик Ивана Безуглова, иногда заезжал в их скромную квартирку, чтобы в субботу или поздно вечером забрать Таню в офис. Выпускник естественного факультета, он был незаменимым помощником Ивану во всем, что касалось металлов, удобрений, каучука - и с каждым месяцем набирал деловую хватку, умение оценить рынок, разобраться в надежности партнера. Не одна из идей, благодаря которым богатела брокерская фирма "Иван Безуглов" принадлежала этому не по летам сообразительному, коротко стриженому усатому пареньку, по широкому русскому лицу которого, по чуть раскосым глазам было бы трудно угадать одного из тех людей, в ком, несомненно, лежало будущее деловой России. Приезжая к девушкам, он всякий раз привозил Свете то коробку конфет, то букет роз и та глядела на него с неизбывным волнением. Но эти свидания были так кратки! Сама же она легко одолевала соблазн позвонить Федору. В этом неопытном сердце было много настоящей гордости.

- Ну что же, - Таня допила свой кофе и стала быстро загружать посуду в моечную машину - недавний подарок фирмы. - Давай отдохнем с тобою, сестренка?

Выключив мягкий свет на кухне, сестры прошли в гостиную и Таня открыла крышку фамильного "Блютнера". В прошлую субботу, стараниями слепого настройщика, рояль снова стал звучать ласково и стройно, как в незапамятные годы. Своего любимого Вивальди Таня умела играть наизусть, а сейчас к ней присоединилась и сестра. В четыре руки играли они, проникаясь чистой музыкой, ту пьесу, которая лучше всех сочеталась с их хорошим настроением, с их дружбой, с ничем не омраченным будущим, казалось, лежавшим перед двумя честными, трудолюбивыми, миловидными русскими девушками. Божественные звуки "Весны" из "Времен года" доносились на лестничную клетку, на улицу, где молчаливые звезды сурово созерцали запущенный, небогатый рабочий район, кое-как застроенный неряшливыми стандартными домами. А в этой чистой квартирке был оазис другой жизни, светлых надежд, красоты, обаяния, высокого искусства. Сестры играли на рояле почти каждый вечер, и не один поздний прохожий, бывало, изумленно поднимал взгляд на ничем не примечательные окна за малиновыми шторами, останавливался, заслушиваясь чудной мелодией.