Аласдер Грей - ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

Ложная антитеза. Печатная бумага, как и все прочее, составлена из атомов. Лучше было бы вместо термина «оттиск» употребить термин «слова», смысл которого не столь материален.

«Von hinten anzuseen — die Racker sind doch gar zu appetitlich» — чуть больше строчки. Луис Макнис исключает этот отрывок из своего перевода как малосущественный, так как он унижает достоинство дьявола. Удивительно злобные нападки на Гёте являются, вероятно, дымовой завесой, призванной отвлечь внимание от того, чем автор ему обязан. См. ГЁТЕ и УЭЛЛС в списке плагиатов.

Список плагиатов доказывает, что корни «Ланарка» связаны с детством — викторианскими детскими сказками, однако на окончательное его формирование повлияла англоязычная художественная литература 40-60-х годов нынешнего века.

Посмертная биография героя встречается в трилогии Уиндема Льюиса «Век человеческий», у Флэнна О'Бранена в «Третьем полицейском» и у Голдинга в «Хапуге Мартине». Посмертные миры б наши дни неизменно представляют собой ад, а не рай — вероятно, потому, что фантазия современных людей, далеких от церкви, склонна скорее к принижению, чем к восторженности. Во всех, за редким исключением, главах настоящей книги герой (Toy или Ланарк) беседует с человеком, стоящим выше его на социальной лестнице (родителями, опытным другом или потенциальным работодателем), о морали, обществе или искусстве. Главным образом, это прием, позволяющий самоучке-шотландцу (для которого высшая форма общественной жизни — это профессия учителя) высказать миру свои взгляды; однако мрачная атмосфера этих эпизодов заставляет вспомнить о трех книгах разочаровавшихся социалистов, которые появились после войны и основу которых составляет особый диалог — как я его называю, диалог в условиях опасности: «Слепящая тьма» Артура Кестлера, «1984» Джорджа Оруэлла и «Варварский берег» Нормана Мейлера. После такого утверждения ничего не остается, как спросить: почему фокусник в защиту своей книги приводит скучный обзор истории мировой литературы, словно бы суммируя великую традицию, достигшую вершины в нем самом? Из одиннадцати великих эпических произведений, которые были упомянуты, лишь одно повлияло на «Ланарка». Речь Монбоддо в последней части «Ланарка» является скучной пародией на историческую лекцию архангела Михаила в последней книге «Потерянного рая» — по этой же причине она так слаба. Если собственность украдена у богача, это еще не значит, что она очень ценная. Что касается этого единственного приема, уворованного (без соответствующей ссылки) у Мильтона, то мы встречаем столкновение вымышленного героя с вымышленным автором из Флэнна О'Брайена; героя, ничего не знающего о своем прошлом, в мрачном современном аду, также из Флэнна О'Брайена; а кроме того (Т. С. Элиот, Набоков и Флэнн О'Брайен), неуместно выставленную напоказ эрудицию в виде гротескно раздутых подстрочных примечаний.

Это замечание слишком смехотворно, чтобы его комментировать.

Тем не менее остается фактом, что разделы, посвященные Toy и Ланарку, независимы один от другого и связаны скорее типографскими ухищрениями, чем формальной необходимостью. Возможно, это объясняется расчетом автора, что одна тяжелая книга поднимет больше брызг, чем две легкие.

В данном контексте умасливать — значит льстить. В основу этого выражения положена смешная несуразность: поскольку намасленный хлеб вкуснее, предполагается, будто хлебу нравится быть намасленным.

Речь идет о президенте Феликсе Форе, который умер в 1909 году на софе, но не в кабинете, а в зимнем саду Елисейского дворца.

Поселок Вумбиджи расположен на юге Квинсленда, а не в Новом Южном Уэльсе, и даже в нынешнем (1976) году не достиг таких размеров, чтобы иметь местного дантиста. В 1909 году он еще не существовал. Поэтому инцидент с веселящим газом выглядит сомнительно, но даже если он достоверен, то придает рассуждению комический характер. В результате читатель (о котором автор якобы заботится) не знает, как относиться ко всему произведению в целом.

Обладай Ланарк большим культурным багажом, он усмотрел бы в таком заключении сходство скорее не с научной фантастикой, а с «Моби Диком», а еще скорее — с эссе Лоуренса о «Моби Дике».

Познакомившись с «Эпилогом», сыгравшим роль введения для книги в целом (так называемый «Пролог» на самом деле представляет собой вовсе не пролог, а отдельную короткую историю), с печалью убеждаюсь, что фокусник пренебрег таким необходимым дополнением, как слова благодарности. Миссис Флоренс Аллан печатала и перепечатывала его рукопись, иной раз много месяцев без единой жалобы дожидаясь награды за свой труд. Профессор Эндрю Сайкс предоставил в его безвозмездное пользование копировальное оборудование и услуги секретарей. Критические советы Джеймса Келмана помогли улучшить язык первой главы, столь существенной для всей книги. Чарльз Уайльд, Питер Шьен, Джим Хатчесон, Стефани Вулф Марри проделали огромную работу по лексической проверке и согласованию всего тома. А как насчет наборщиков из «Кингспорт пресс» (Кингспорт, Теннесси), трудившихся над злосчастной книгой? И это лишь немногие из тысяч помощников, о чьих именах и заслугах автор не сказал ни слова.