Марина Юденич - Дата моей смерти

Я решила не торопить события.

В это же время Муся, очевидно, тоже приняла решение.

Дверь моей комнаты открылась без стука, но довольно шумно.

"Новая " Муся продолжала демонстрировать свой нрав.

Она стояла на пороге одетая в пальто, в сапогах, с волосами, убранными под черный шерстяной платок с яркими цветами, из тех, что так любят увозить из России иностранцы.

Словом, всем своим видом, Муся демонстрировала готовность уйти сию же минуту.

К тому же, возле ее ног, на полу стояла большая спортивная сумка, в которой Муся перевозила ко мне свои вещи. Сумка, судя по раздувшимся бокам, была набита до предела. Очевидно, Муся решила сразу же забрать все необходимое, что тоже подчеркивало окончательность ее намерений.

— Я думаю, что теперь тебе лучше пожить одной. — Произнесла Муся торжественно и скорбно. Я молчала.

— У тебя появились какие-то новые представления о жизни, с которыми я не согласна, и это тебя сильно раздражает, как выяснилось. В конце концов, ты права: в своей квартире ты совершенно не обязана прислушиваться к мнению постороннего человека. — Произнося эту тираду, она сделала ощутимое ударение на два слова: «своей», относительно квартиры и « постороннего», относительно себя. Сделала, надо полагать, совсем не случайно. Во время наших прошлых ссор, даже беглое упоминание о том, что она живет в моей квартире и является для меня посторонним человеком, немедленно приводили меня в состояние жесточайшего раскаяния, и я буквально заходилась в припадке вины. Однако теперь я отчетливо понимала, что Муся педалирует эти моменты не от того, что они действительно тяготят ее, отнюдь — это был всего лишь кратчайший путь к моему раскаянию. И сразу же отчетливо зазвучала фальшь. Я не ощущала ничего, кроме раздражения и неприязни, а потому продолжала упорно молчать.

— Ну что ж, молчание — знак согласия — подвела черту под своим монологом Муся. Похоже, она поняла мое состояние и то, что говорить дальше просто не имеет смысла. — Захочешь сказать мне что — ни — будь — позвони.

Ключи я оставила на кухне. — Она легко подхватила с пола свою туго набитую сумку и уже повернулась ко мне спиной, но вспомнила еще что-то, чего не могла не сказать мне на прощание. Так и не выпуская тяжеленной сумки из рук, она повернулась и проговорила мне в лицо, медленно, внимательно наблюдая за моей реакцией. — Да, и вот что. На похороны Егора я завтра пойду обязательно. А ты — как хочешь. Это дело совести каждого. — Я снова промолчала, и Муся, неловко развернувшись в узком дверном проеме, скрылась в коридоре.

Через несколько секунд звук закрывающейся двери завершил очередной этап моей жизни.

Закончились полгода Мусиной эпопеи В том, что закончились безвозвратно, я почему-то была совершенно уверена И еще крутилась в голове странная мысль: « Похоже, это начертано мне судьбой: все близкие люди, казалось бы, прочно связавшие свои судьбы с моей, исчезают из моей жизни нежданно-негаданно, в одночасье, вдруг, словно подхваченные порывами какого-то злого, и очень недоброжелательно настроенного ко мне, урагана»

А более в эти минуты я не думала ни о чем.

Хотя пищи для размышлений было, хоть отбавляй.

К примеру, . я совершенно не думаю о том, что это последний вечер Егора в этом мире.

Что завтра тело его будет предано земле, и мне никогда уже не дано будет увидеть его в том образе, который был так любим мною.

Я не пытаюсь представить себе, кто в эти минуты рядом с ним?

Что переживает сейчас та «другая женщина».

И представлять себе завтрашние похороны я не хочу.

И вовсе не от того, что эти фантазии доставят мне боль.

Нет.

Сейчас, отчего-то все это мне совсем не интересно.

Нет в моей душе горя, нет боли и обиды нет, пустота.

И уж конечно мне следовало подумать о Мусе.

О том, как странно и совсем не вовремя, если исходить из ее гипертрофированного гуманизма, она покинула меня.

О том, как спокойно отпустила ее я, не испытав при этом ни вины, ни раскаяния.

Ну, хорошо, лукавила Муся, фальшивила, чтобы заставить меня удерживать ее, как и прежде. Но что уж в этом такого отвратительного или ужасного?

Разве не говорила она, что боится одиночества и страдает от него? Так откуда же взялась во мне вдруг такая жестокость?.

Вопросы, цеплялись друг за друга, вытягиваясь в бесконечную, тяжелую цепь, наподобие кандальных цепей. Они вроде бы даже позвякивали, совсем как кандалы, ржаво и тоскливо. Нет, тянуть эту каторжную ношу у меня теперь не было сил. И откровенно говоря, меня совершенно не интересовали ответы.

Вопреки здравому смыслу и логике нормальных человеческих реакций, послонявшись еще какое-то время по квартире и выпив на пустой кухне чашку безвкусного чая, пить который мне вовсе не хотелось, я отправилась спать.

И сон мой в эту ночь был, на удивление, спокойным и глубоким.

Наступило утро.

Обычное, серое московское утро, такое же, как тысячи других в неуюте наступающего межсезонья.

Проснувшись, я сразу же вспомнила все.

И то, какой сегодня день.

И то, что со мной рядом больше нет Муси.

Но не могу сказать, что настроение мое от этого сильно испортилось.

Куда ощутимее повлияло на него хмурое небо, бесцеремонно заглядывающее в комнату, и грязный серый город, который открылся мне с высоты птичьего полета, когда нехотя поднявшись из теплой постели, я зачем-то выглянула в окно. Словно там могло открыться мне что-то иное!

Не горе и тоска, и даже не тревожное волнение наполнили тотчас по пробуждении все еще пустующую душу.

Нет.

Это была всего лишь вязкая унылая хандра, от которой лень даже пошевелиться, и целый день можно пролежать в постели, не умываясь и не завтракая, не включая телевизора и уж тем более не беря в руки книги или журнала.

Такое было настроение.

Я все же сварила себе крепкий кофе, и две большие чашки ароматного обжигающего напитка доставили мне некоторое удовольствие — но не более.

Делать, по — прежнему, ничего не хотелось.

В конце концов, я все же включила компьютер и вторглась в паутину интернета, исключительно ради того, чтобы как-то убить время.

" Интересно, — даже подумала я, мельком поглядывая на экран монитора, — это со мной — навсегда или на время? А если, навсегда, то как долго протяну я в таком режиме? — вопрос не столько волновал меня, сколько забавлял, но думать над ответом было лень.

В этот момент компьютер издал тихий мелодичный звон, привлекая мой внимание к чему-то, что произошло в сети. Я вгляделась в панель и… не поверила своим глазам. Значок, появившийся на ней, сообщал мне, что в мой электронный почтовый ящик пришло сообщение. Собственно, особо удивляться было нечего: это могло быть какое — ни — будь послание от провайдера или чье-то рекламное обращение.