Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

Вилли быстро поправил:

- Лучше сказать: оборвалась леска, здесь, у нас.

- Не один ли чёрт? – с досадой возразил капитан.

- Её можно поймать и восстановить связи, - подсказал Вилли.

- Как?

- С моей помощью.

Вилли замолчал, ожидая естественной заинтересованности. Но не тут-то было.

- Продолжай, - приказали ему, не принимая предложения.

Всё же капитан оказался грубым человеком. Ему или не нравилась вообще вся эта затея с картотекой, или он не доверял всем немцам без исключения, или, хуже того, просто ненавидел их и не пытался скрыть этой неприязни в раздражённом тоне своих нетерпеливых понуканий. Он не шёл ни на какую сделку, считая, что Вилли обязан выложить всё за так, платой за жизнь и плен. Приходилось лавировать.

- Я долго работал с картотекой и многих её абонентов и их реквизиты хорошо запомнил, - продолжал торговаться он. – Могу воспроизвести по памяти, хотя бы частично, погибшие досье. Помню и многие крючки: обязательства агентов, компрометирующие их материалы, а главное, пароли и адреса, способы связи, с помощью которых можно дать им понять, что материалы на них целы, и в их судьбе ничего не изменилось, сменились только хозяева.

Капитан прекратил, наконец, свои маятниковые передвижения по тесной комендатуре, остановился перед Вилли, внимательно посмотрел.

- Ну, что ж, попробуй вспомнить кого-нибудь ради эксперимента.

Вилли немного призадумался, потом медленно и монотонно, как бы читая, произнёс:

- Игнатюк Василий Романович, кличка «Зубр», 1915 год рождения, украинец, бывший сержант Красной Армии, сдался в плен в октябре 1941 года. Был «подсадной уткой» в лагерях военнопленных, весной 1942-го внедрён в партизанский отряд в Полесье, на который вывел роту СС. После уничтожения отряда примкнул к другому, из которого пришлось уходить с перестрелкой. Ранен в левую ногу ниже колена, есть шрам. Лечился в госпитале в Минске. После выздоровления зачислен в карательный отряд по уничтожению евреев и наведению порядка в русских поселениях. Быстро стал заместителем командира, участвовал во многочисленных акциях. За пьянство, дебош и драку с немецкими солдатами после одной из акций посажен в тюрьму, откуда взят Гевисманом в диверсионную школу, и после её окончания заброшен в тыл к русским, осенью 1942 года. В течение двух лет поставлял сведения о передислокациях и составе русских войск, устроившись по ранению в ездовые интендантской части. Провалов не было, но не было и исключительной информации. Очень осторожен. Регулярно получал оплату через связников, имеются расписки, вернее, были в досье. В 1944 году снабжён рацией, и тогда же Гевисман приказал ему перебраться в Оршу и там осесть капитально. Игнатюку были выданы документы на увольнение из армии по ранению и паспорт на имя Василия…

Капитан оборвал:

- Достаточно.

Вероятно, он не хотел открывать агента майору. Вилли всё же добавил:

- Я позволил себе опустить некоторые детали его деятельности, которые хорошо помню, но их перечисление заняло бы много времени и не прибавило бы ничего существенного к характеристике агента и к оценке моей памяти.

- И правильно сделал, - одобрил заметно повеселевший капитан. – И так ясно, что это премерзкий тип, годный разве что на разбой, - охладил тут же ожидания Вилли. – Нужны другие, хотя бы немножко интеллектуалы. Война закончилась, теперь будет другая работа.

- Есть и такие, - сказал Вилли.

Капитан подошёл к майору, что-то спросил. Они что-то обсудили между собой, и в результате Вилли оказался в маленькой комнатке в задней части комендатуры, предназначенной, вероятно, для отдыха дежурных. Здесь стояла кровать, были стол и стул. Вскоре солдат принёс постельное бельё и поношенную солдатскую форму американского пехотинца. Капитан, молча присутствующий при поселении, приказал:

- Переодевайся. Будешь жить здесь. Даю тебе пять суток времени и магнитофон, чтобы ты надиктовал всё, что вспомнишь из картотеки. Ясно?

- Да.

- Майор позаботится о твоём снабжении. Когда я прослушаю всё, что ты надиктуешь, тогда поговорим и об оплате, - успокоил подопечного. – Так что старайся, это в твоих интересах. Сейчас принесу магнитофон, научу пользоваться и приступай. И запомни, - предупредил, - кроме меня, никто не должен воспользоваться плёнкой. Отвечаешь головой. Всё. Жди.

- 11 –

Капитан ушёл. Итак – свершилось. Он и без Гевисмана вышел на американцев и добудет себе свободу сам. С Гевисманом, да и с рейдом к русским всякое могло случиться. Теперь же он сам хозяин своего положения. И никто не знает, что он русский. Да и не русский он вовсе. Наврал Гевисман. Он – немец и всегда будет немцем. Русским он быть не хочет. Пока капитан ходил за магнитофоном, Вилли успел переодеться и застелить постель. «Комфорт!» Хотелось посмотреть на себя в чужой форме со стороны, но зеркала не было, а в окно били прямые солнечные лучи, мешая отражению на стёклах.

Сосредоточившись, мысленно воспроизводя перед глазами неоднократно перелистанные досье и благодаря бога за дар хорошей памяти и точного фотографического зрительного запоминания текста, Вилли, не отвлекаясь, продиктовал на четыре большие ленты часовой продолжительности данные по десяти агентам. Приходилось часто останавливать ленту, чтобы упорядочить воспоминания, ещё и ещё раз перепроверяя мысленно: не перепутал ли он сведения по разным агентам, не забыл ли что или не придумал ли произвольно что лишнее. Это не была гладкая и ровная диктовка, это была изнуряющая и долгая работа с собственной памятью, которую он всё же закончил раньше назначенного срока, в три дня.

И какое же его ждало разочарование, когда капитан, забрав ленты, принёс новые и заставил повторить диктовку заново. Вилли не смог сделать этого сразу. Опустошённый усталый мозг отказывался работать. Пришлось сделать перерыв на день. Всё это время ему приносили еду в комнату, и не ту бурду, что выковыривали солдаты из общего котла для военнопленных, а настоящую, сытную, с мясом, сыром, колбасой («будь она неладна»), настоящим кофе и даже с пивом. Вторая диктовка после отдыха далась легче. Затверженное при первой, легко отыскивалось в памяти и ложилось на ленту в той же последовательности и, может быть, в тех же выражениях, хотя он этого и не знал. Но в том, что записи будут идентичны и по своей сути, и по деталям, не сомневался. Он знал цену своей памяти, доверял ей, неоднократно убеждаясь в её безотказности.

И опять это был не конец. Когда капитан забрал вторую запись и приказал Вилли всё продиктованное записать на бумагу, тот чуть не сорвался и не надерзил мучителю. Как ни обидно, пришлось подчиниться. Капитан принёс стопу бумаги и авторучку с золотым пером. На металлическом ободке Вилли прочёл: «Паркер». Писал медленно, без желания, не было остроты восприятия работы, моральные силы иссякли, и на бумагу механически переносились отложившиеся в памяти диктовки. С усилием проверял себя, стараясь, чтобы не было разнобоя с плёнками и чтобы написанное не оказалось беднее. На это ушли пять дней, даже рука онемела к концу, и на пальцах саднили вмятины-потёртости от ручки. Зато это уж точно был конец.