Макар Троичанин - Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

- 10 –

Разбудил проводник. Заходящее солнце резкими длинными тенями, как под юпитерами, хорошо обозначило за окном редкими декорациями искривлённые деревья и далёкие тёмные рощи на фоне стылой грязно-зелёной заовраженной земли, движущиеся сцены убогой природы, не вызывающей оптимизма.

- Мужики, вставайте, граница! Граница Союза Советских Социалистических Республик! Подъём!

Язык его заплетался, с трудом справляясь со сложными сочетаниями труднопроизносимых слов инородного названия многострадальной Родины, и не чувствовалось пафоса и радости в осиплом спьяна голосе, а только привычный факт. Но он знал, что факт этот для ребят, лишённых детства и юности, дороже победы, не в первый раз возвращает таких родителям и невестам, и редко жёнам и детям.

Вагон дружно зашевелился, насел на окна. Вилли тоже вместе со всеми стал всматриваться через пыльное окно с узорчатыми потёками и пятнами на давно не мытых стёклах, стараясь не пропустить, где она и как начинается, эта загадочная и пугающая Россия. Длинными гудками затрубил паровоз, с резким торможением замедляя ход и тоже давая знать о чрезвычайном событии, встряхивая спящих и отвлекая остальных от мыслей, трёпа и пьянки, медленно пошёл, редко и сильно отдуваясь, осторожно перебираясь по небольшому деревянному мосту через узкую заболоченную речку, ничем не примечательную для въезда в другой мир. И тут перед глазами Вилли медленно поплыл стоящий на берегу деревянный полосато раскрашенный пограничный столб с гербом и крупными буквами СССР, а в отдалении – барак, и рядом со столбом – улыбающийся пограничник с рукой под козырёк, салютующий возвращающимся домой. И стало ясно теперь, что въезд в другой мир свершился. В вагоне стояла тишина. Только изредка хлюпали у кого-то сопли, текущие у мужиков, как правило, в радостно-минорные минуты погружения в себя, и более обильно, чем слёзы. Вилли же ощущал только холод в груди да щемящее чувство нарастающей тоски и угнетённости. Теперь он один на один с этим враждебным миром. Почему же, если он русский, его душа никак не откликается на встречу с прародиной? Почему не находит у неё теплоты для себя? Может, она знает, что пробрался он сюда не сеять хлеб, а взращивать плевела, да ещё самые гнусные – человеческие. Нет, земля не прощает издевательств над собой. Следы их отчётливо видны за окном: исколесованные поля, изрытые воронками и окопами холмы, порубленные деревья и целые рощи, железный хлам, разбросанный в изобилии где попало. Долго ещё придётся зарастать этим шрамам, и быть земле в обиде на таких как он, пришедших незвано со злобой и ненавистью. Нет, не любви от неё надо ждать, а отмщения. Он хотел восстанавливать Германию, придётся – Россию. Может быть, это зачтётся ему от этой земли за Виктора, Германа, Гевисмана, да и за себя. Вальтер Кремер остался там, а здесь с этой минуты он даже в мыслях, даже сам с собой, всегда и всюду – Владимир Иванович Васильев, в обиходе – Владимир, Володя. Вилли забыт. И он русский. Чтобы сделать дело и выжить, вернуться в Германию и снова стать немцем.

- Год ничего не буду делать! Когда всё попробую от мирной жизни, забуду все мерзости войны, тогда женюсь, найду спокойную работу и заживу как все – тихо и серо.

Впервые Барков произнёс так много слов, да ещё и выплеснул своё внутреннее состояние: даже его задела за живое граница.

- Войны ты не забудешь ни на день, и ночами постоянно будет сниться, - возразил Марусин, - а бездарно терять целый год – бессмысленно. Сейчас нашему брату льготы во всём, через год – чёрта с два, доказывать придётся, что не горбатый. Сразу надо устраивать свою жизнь.

Слышно было, как он закурил.

- Я на фронт ушёл в 42-м, сразу после десятилетки. Повезло с родителями: заставили учиться и условия создали, хотя у самих и было всё по-церковному. Оба погибли в блокаду.

Тяжело вздохнул, задавил недокуренную папиросу.

- До войны была мечта – стать геологом, походить в экспедициях по стране, посмотреть на мир своими глазами. Вместе с Катей, есть у меня такая девушка. А у неё отец – известный в стране геолог, он и зажёг у нас любовь к этому делу. Теперь Катя уже на 4-й курс перешла, мне догонять надо. Так что со мной всё ясно: поступаю на геологический факультет Горного института, и за каждый год должен по два курса кончать, не до отдыха.

- Износишься, Катя бросит, - вставил шпильку уязвлённый, вероятно, Сергей.

- Нет, она не такая.

Зашевелился Марлен, гремя своей палкой.

- Придётся нам с тобой, Володька, за четверых вкалывать, - вклинился и он в разговор, - а может и за больше, пока одни отдыхают, а другие учатся. Много таких будет, с правами. А кушать-то все хотят. Да ещё как! – подковырнул он Сергея с Вячеславом.

Повернулся на бок, подмигнул Владимиру.

- Ничего. Перемогём. Теперь всё сможем, - заулыбался, ёрзая в предвкушении. – Перво-наперво, гульнём дня три или с недельку, с девками поваландаемся как бог даст и здоровье позволит. А потом пойдём мы с тобой ярмо искать, быстро найдём, оно нас уже ждёт не дождётся. В городе найдём, чёрта с два меня теперь заманишь в колхоз, дудки, вырвался. Хоть и паскудное это дело – война, но спасибочки ей – избавила от каторги. В городе устроимся, женимся на образованной, в деревню только покуролесить да покрасоваться приезжать буду. Знай наших!

Он удовлетворённо гоготнул, опережая мыслями дело и время.

- Туго придётся, помогать некому, - продолжал своё Марусин, как будто не слыша приземлённого оппонента сверху, - но всё равно геологом я стану, а Катя будет помощником. Не получу диплома – упущу её, как пить дать. Так что мне надо учиться, друзья, надо, без промедления. Вся жизнь от этого зависит.

- Если любит, смирится, - снова возразил Сергей.

- Да я-то не буду чувствовать себя ровней с ней. Ущербным всю жизнь рядом пройти не хочу, - объяснил своё желание Марусин. – Надо мне учиться, потом будем работать как карлы. Ты уж повкалывай и за меня, Марлен. Ладно?

Тот быстро согласился:

- Да сколько надо. Учись, старшой. Может, когда-нибудь встретимся, разочтёмся за бутыльком.

- Где жить-то думаешь?

- В Минск мы с Володей нацелились.

- Тогда вряд ли. Я после учёбы на Дальний Восток двину. Там простор для нашего дела, в тайге и в горах. А здесь только по огородам через плетни лазать, тоска. Получу работу, обязательно за тебя повкалываю. Ты вспомни об этом, младшой, и расслабься немного годика этак через три-четыре, хорошо?

- Лады! – согласился Марлен.

- А если вдруг кому придётся быть в Ленинграде, - продолжал Марусин, - то прошу прямо ко мне на Греческий проспект, 47-12, без церемоний, буду рад. После родителей осталась мне комната. И вообще, может, рванём все сразу в наш институт? Вместе и в экспедиции ходить будем? Катя пишет, сейчас нашего брата-фронтовика без экзаменов берут, даже с восьми-девятилеткой. Стране быстро нужны грамотные кадры и, в первую очередь, - мужики. А где их взять? Только из нас. Едем?