Татьяна Соломатина - Акушер-ха!

— Урологическая, — подтверждаю я.

— А ты тут что делаешь?

— Подрабатываю на полставки! — рявкаю я. — Делай блокаду! Мне уже на мужика этого смотреть жалко!

— Подход не мальчика, но мужа! Я ни секунды не сомневался в вас, Татьяна! — изрекает Караим с подоконника.

И тут вдруг оживает пациент:

— Доктор! Я вас очень прошу! Сделайте, пожалуйста, чтоб было красиво! Баба у меня очень капризная!

— Да, — подтверждает «коллега». — Мы и приехали-то потому, что криво вышло. Я до соседа сбегал — у него «Газель», — в больницу, говорю, надо смотаться — и мухой назад! Там сейчас дружбану подровняют чего надо — и назад к столу ещё успеем! И тебе поставим. Так что он нас на улице ждёт. Вы, доктор, побыстрее управьтесь, но чтоб ровно! А то его засмеют. Баба у него шибко языкатая — разнесёт, что твой Бобик-пустобрёх.

В общем, я уже не знаю, плакать мне или смеяться. Операционная сестра вся трясётся мелкой дрожью от хохота. А Караим продолжает в своём духе:

А «криво», любезный, как вы изволили выразиться, вышло потому, что многие хирурги предпочитают, в отличие от вас, технику «двойного разреза». Смысл её в том, что наружный и внутренний листки крайней плоти надсекаются двумя отдельными циркулярными разрезами, а образовавшаяся между ними полоска ткани затем удаляется. Подобная методика, коллега, позволяет удалить ровно столько крайней плоти, сколько «закажет» пациент. Таким образом, головка полового члена будет после операции открыта либо полностью, либо частично. Осложнения после циркумцизио встречаются в опытных руках хирурга крайне редко. А вы, милейший, допустили ошибку начинающего — попытались одномоментно разрубить этот «гордиев узел», чего, конечно же, не допустит Татьяна Юрьевна!

— Не-е. Я узел не трогал — только шкуру. Он палец поставил — типа там дальше уже х… хозяйство. Точно вроде рубанул. А он как заорёт. Смотрю — кривовато чуток вышло, ну и вот…

Медсестра ржёт. Анестезиолог тоже. Я стою над этим самым «хозяйством» со скальпелем в руках. Олег-счастливчик блюёт где-то в недрах санкомнаты приёмного. А Караим Антинохьевич на вершине блаженства. Что, как говорится, и требовалось доказать.

Дальнейшие полчаса были посвящены циркумцизио в Древнем Египте времён шестой династии фараонов. (Кстати, все фараоны были названы поимённо.) Циркумцизио в еврейской культуре, как олицетворению единства с Богом, следования Его заветам и принадлежности к избранному народу. Была зачитана Книга Бытия, Слава Яхве, не вся, а только отрывок, где говорится: «Каждый мужчина среди вас должен быть обрезан». Бытие 17 дробь 10. Мы узнали много нового о циркумцизио среди мусульман, африканских племён и индейцев Центральной Америки. О пользах и рисках. Об отдалённых последствиях и о том, почему у мусульман гораздо реже случается рак прямой кишки. Да-да. Караим в характерной для него манере и тут коснулся смежных специальностей, ибо «медицина едина и неделима, как цвета спектра, которые, лишь сливаясь, дают Свет».

Изредка прерывал он свои речи и, заглядывая через плечо операционной медсестры, изрекал: «Да», «Ага», «Здесь чуть выше», «Не надо Ревердена [12] Реверден — фамилия автора, предложившего вид хирургического шва. — это тебе не матка», «Умница, моя девочка!», «Красоту в массы!».

Академик был галантным мужчиной — позже он самолично проводил меня до самого родильного дома неуютными подвалами и, ещё раз уточнив, точно ли я не хочу (правда, не уточнив — чего именно), отправился в главный корпус, зычно напевая «Любви все возрасты покорны, её порывы благотворны». Тексты нашего всего, положенные на музыку Петра Ильича, зычным эхом разносились по подвалу, пока я курила.

Поспать так и не удалось, потому как ближе к середине ночи потянулись дамы с тянущими, ноющими и схваткообразными болями в низу живота.

Всю пятиминутку начмед смотрела на меня, в предвкушении сверкая глазёнками. И в самом конце, не выдержав, объявила громогласно:

— И последнее! У нас ЧП! В связи с чем Татьяну Юрьевну в срочном порядке вызывает к себе начмед по хирургии! Доигрались вы в очередной раз, дорогая! Много себе позволяете и ещё больше о себе думаете! Коллеги, заинтересованные запахом нового скандала, посмотрели на меня. — Да! Татьяна Юрьевна напилась и всю ночь шлялась по главному корпусу, превышая полномочия! Я думаю, что Алексей Гаврилович примет меры, и на сей раз я не буду вас выручать!

— А что, разве вы меня уже выручали? — елейным голосом спросила я.

— Все за работу!!! — заорала начмед по акушерству и гинекологии.

Поздоровавшись с невозмутимой, как сфинкс, секретаршей, я толкнула тяжелую дубовую дверь кабинета начмеда:

— Доброе утро, Алексей Гаврилович. Вызывали?

— Что вы, вашу мать, себе позволяете?!! — выдохнул на меня перегаром начмед. — Просил же вчера не пить!

— Так я и не пила.

— А за каким хером вас понесло оперировать урологическую патологию, если у них в отделении есть свой врач?! Это должностное нарушение. Нет! Это — должностное преступление!!! — заорал начмед и шандарахнул об стол журналом операционных протоколов ургентной операционной, где в графе «Хирург» гордо реяло моё ФИО.

«Ну Олег! Ну гад! Ещё и post factum удружил. Видимо, так и не пришёл в себя вчера. Ему-то что — он сын Ивана. А я, блядь, сирота! Мама — учитель. Папа — инженер…»

И тут распахивается дверь и, напевая на какой-то незатейливый мотивчик стихи «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины?», входит Караим Антинохьевич. Первым делом целует мне ручку, заявляет, что я очаровательна (ага, а как же — после бессонной ночи и с растрёпанными волосами). Затем поворачивается к начмеду и говорит:

— Ты, Алёша, дороги Смоленщины, конечно, не помнишь. А вот отец твой покойный — помнил. И на красивых женщин варежку разевал, только чтобы обомлеть! Чего орёшь?!. А-а, да я смотрю, протокол операции неверно записан? Ай-яй-яй! Как это я недоглядел, а операционную сестру бес попутал — это с ними частенько случается. Дай-ка я поближе гляну… Ну вот, конечно, я вижу — ошибка, — тычет пальцем в журнал Караим. — Кто у нас тут хирург? Я хирург! А Татьяну Юрьевну я трепетно умолял мне проассистировать, потому как Олег Иванович были несколько не в себе и сильно жаловались на осетрину, что к нам в буфет завезли на праздник. А что пациент удрал — так за ним дежурный доктор следить не обязан, а вот псы твои приёмные — как раз наоборот. Но, надо сказать, парни красиво ушли. На «Газели». Как мы с твоим отцом от фашистов. Ах, Алёшка! Давай сообрази лучше кофию с коньячком. Или даже лучше коньячку с кофиём. На три, естественно, персоны.

Алексей Гаврилович обречённо машет ручкой и распоряжается секретарше в селектор. Тем временем Караим Антинохьевич снова обращается ко мне: