Александр Торин - Осенние рассказы

Я пытаюсь проснуться и занимаюсь любимым развлечением — пытаюсь угадать, кого изобразил художник: быка или лошадь. Скорее всего, это плод несчастной любви сельской коровы и лося, иначе откуда у этого зверя выросли разлапистые рога.

— Сейчас, сейчас, — дразнится Олег. Ему уже лет тринадцать, он совсем взрослый. — Это же просто елки-палки натуральные, зелено-голубые. Пока ты в постели валяешься, клев прекратится. Я тебе рассказывал, какого карася на прошлой неделе поймал? Вот такого, — Олег разводит руки в стороны. — А все потому, что рано встал. С утра самый клев, если ты не знаешь. Ну и дрыхни, а я сам пойду, и пусть тебе обидно будет. Елки-палки натуральные…

— Все, все, уже встаю. — Меня ждут караси, таинственные, с серебряной и золотой чешуей, скрывающиеся в глубине пруда, среди водорослей. Караси эти тыкаются пухлыми губами в землю и выпускают на поверхность воды мутные пузырьки.

— Ну наконец-то. Пошли червей копать, — Олег командует по праву старшего.

— Угу, — я ковыряю детской лопаткой влажную землю около кустов крыжовника. Как на зло, в горке глины не находится ни одного червяка… Честно говоря, я их побаиваюсь и немножко брезгаю. Эти огородные черви, розовые, жирные, извивающиеся, пускающие мокрую слизь, когда их насаживаешь на крючок. Но рыбу без них не поймать.

— Глубже, глубже бери. — Олег поддевает землю лопатой. — Теперь разрыхляй, они здесь наверняка должны быть.

Я врываюсь в землю, пока не натыкаюсь на какой-то странный предмет. Острие лопатки звякает, и я вытаскиваю из земли завернутый в сгнившую тряпку сверток.

— Ух ты, — шепчу я. В тряпке завернут пистолет. Он тяжелый, слегка заржавевший, но точь в точь как игрушечный. — Олег, посмотри. — Я радостно сжимаю в руках черную рукоятку.

— Е-мое… Это же просто елки-палки натуральные, зелено-голубые. Неужели настоящий?

— Я маме покажу…

— А ну-ка отдай, — он подбегает ко мне, вырывая покрытую комьями земли находку из рук.

— Еще чего, — кричу я. — Это я нашел!

— Было ваше — стало наше, — с холодной решительностью произносит Олег. — И если только попробуешь мамашке пожаловаться, так и знай, я к тебе ночью приду, — он делает страшную рожу. В темноте…

— Не испугаешь, — я высовываю язык. — Я все родителям расскажу.

— Я тебе, стой! Стой, кому говорят!

— Попробуй, догони! — Я уже обогнул кусты с крыжовником.

— Ах ты, — он несется за мной, но я ору изо всех сил.

— Что случилось? — Мама появляется на крыльце. — Что ты орешь как ненормальный?

— Олег у меня пистолет отобрал, — слезы уже льются из глаз, я обижен, — Ведь это я его нашел! Это мой пистолет!

— Какой еще пистолет? — мама бледнеет.

— Мы червей копали, — пытаюсь объяснить я.

— Олег, Олег! — кричит мама. — Ну-ка иди сюда!

— Я никуда и не убегал, — Олег смущенно появляется откуда-то из-за кустов.

— Что это еще за пистолет? Отдай его мне немедленно!

— Я не знаю, — Олег что-то прячет под рубашкой.

— Я тебе сказала, отдавай сейчас же!

— Я не виноват, — Олег всхлипывает, скривив лицо, таким я его еще не видел, тоже мне, семиклассник нашелся. — Это он его откопал.

— И если хоть одно слово, ты слышишь, хотя бы одно, если соседи узнают, я не знаю, что с тобой сделаю! За грибами завтра с нами не пойдешь, родителям все расскажу, и вообще… Ты меня хорошо понял?

— Угу, — мой старший друг напуган. — Это же просто елки-палки натуральные. Зелено-голубые…

— Это я откопал! — делаю я робкую попытку восстановить справедливость. — Это мой пистолет!

— Твой, говоришь? — мамин голос сухой и неприветливый. — Вот вечером приедет отец и с тобой разберется. Теперь иди в сад, и сиди там до обеда. Понял?

— Понял, — я с трудом сдерживаю слезы.

— А ты Олег, иди домой. Нечего тебе здесь делать.

— Мам, мы на пруд хотели пойти, рыбу ловить.

— Никакой рыбы. Вы наказаны.

— За что?

— Не твоего ума дело. Сказано тебе — сидеть в саду…

Ну что делать в нем, в этом саду. Как в тюрьме. Крыжовник, несколько яблонек., большая сосна и забор. День катится неторопливо, на обед — щи с капустой и макароны по-флотски. Наевшись, я ложусь на раскладушку, смотрю на голубое небо, в котором летит самолет, на чуть подрагивающие листья, и сам не замечаю, как погружаюсь в дремоту.

Когда я просыпаюсь, солнце садится. Отец уже дома и о чем-то разговаривает с мамой на кухне. Я тихонько подкрадываюсь к распахнутому окну.

— Ты понимаешь, — мамин голос дрожит. — Они его откопали. Я же тебе говорила, выкини его куда-нибудь, ведь если узнают — посадят!

— Черт побери, — папа, кажется, расстроен. — Да он же мне жизнь несколько раз спас, у меня рука не поднималась…

— Не знаю. Надо что-то делать. Давай его в озере утопим, что-ли?.

— А если они мальчишкам расскажут?

— А вот с этим, мой дорогой, как-нибудь сам разбирайся. Скажи им, что он игрушечный, старый, дети же…

— Да, пожалуй ты права.

Я понимаю, что говорят они о найденном пистолете. «Значит, он настоящий», — понимаю я и сладкое чувство запретного разливается по телу. — Значит я держал в руках…

— Саша, — мама открывает окошко, и я испуганно пробираюсь вдоль фасада дома. — Саша, ты куда запропастился?

— Я здесь, мам.

— Ну-ка быстро домой, отец с тобой будет говорить!

— Иду, — я, слегка дрожа от страха, появляюсь на маленькой дачной кухне, пропахшей керосином.

— Ну что, — папа явно притворяется, он подмигивает мне, изо всех сил делая вид, что ничего такого не произошло. — Рассказывай.

— Мы с Олегом червей копали, хотели карасей удить. Я правда ничего такого не сделал! Нашел этот пистолетик, а Олег его отнял, хотя это я его выкопал…

— Хорошая игрушка, правда? — он кладет на стол мою находку.

— Угу, здорово. Пап, а он настоящий?

— Какой там настоящий, ты что, с ума сошел? Игрушечный, конечно. Это братишка твой когда маленьким был, попросил закопать, да и сам забыл.

— А я такого в магазине никогда не видел…

— Он импортный, немецкий. Таких больше не выпускают. Только сломанный, не работает. Давай его выкинем.

— А на курок можно нажать? — Я с интересом смотрю на отливающее черным металлом дуло.

— Да чего там нажимать, таких пистонов все равно уже давно в продаже нет, — Папа зевает. — Пошли его в пруду утопим, согласен?

— Не хочу, я его нашел. — Зачем же выкидывать такую находку, я могу перед соседскими мальчишками хвастаться.

— Послушай, — отец, похоже, теряет терпение. — Мы его выкидываем, и все тут. А тебе я новый куплю, и пистонов целую упаковку. Хочешь, в «Детский Мир» вместе съездим?

— Пап. А можно, ты мне купишь такой, металлический, который мы с тобой видели.

— Можно. Я тебе куплю все, что ты захочешь.

— Честное слово? А сто пистонов можно?

— Можно. Ну что, утопим этот ржавый хлам, зачем он тебе?