Бен Стайнер - Что случилось с Гарольдом Смитом?

Похоже, физика дает решение. Конечно, кто хоть чуточку разбирается, тот знает, что, начиная с Эйнштейна, физика – по сути описание Вселенной языком математики – от кварков до космических туманностей. И здесь Питер нащупал связку между грацией чисел и неуклюжестью грубой реальности. Вот он, шанс: отточить, постичь структуру того, что прежде казалось бессмысленным и бессистемным хаосом. Если мир поддается систематизации, значит, имеет определенную структуру – и Питер укреплялся в вере, что и жизнь имеет структуру, а значит, и смысл.

Никогда.

Никогда больше.

Питер ошибся.

Вчера вечером бюст Ленина разбился вдребезги о его голову, раскололся на кусочки, оставив под глазом отвратительный синяк – преходящий плевок вечности.

Удачная метафора.

Система рухнула. Все до единой. Платформа, на которой он строил свою жизнь, оказалась воздушным эшафотом.

Старость, немощь, тьма, смерть, хаос, пустота.

Броня лопнула: защита, которую он построил вокруг себя, оказалась тонка. Не прочнее кожи его былого кумира Владимира Ильича. Что осталось от вождя? Лишь мумия в гробу на Красной площади: бледная, восковая, полая: такая хрупкая, что даже невесомая бабочка, опустившись на его щеку, способна разрушить кумира.

ПАВИЛЬОН: ЛАБОРАТОРИЯ – ДЕНЬ

Питер колдует над приборами. Напротив сидит Гарольд: к голове его прикреплены датчики, которые регистрируют мозговые импульсы (слегка напоминает сейсмограф).

ВИНС (голос за кадром)

Гарольда Смита отдали в руки науке. Чтобы ученые протестировали его на сложных приборах и дали заключение, что он – полная липа. Так думал мистер Несбитт. Неужто он ошибался?

Приборы регистрируют у Гарольда Смита крайне низкую мозговую активность. Затем Гарольд кидает взгляд на монитор и сосредоточивается. Стрелка дергается, потом замирает. И снова дергается и замирает. Такое впечатление, будто Гарольд мысленно разогревается – как бегун перед дистанцией. Теперь Питер – весь внимание.

ГАРОЛЬД

Ну что. Начнем?

МОНТАЖ– потрясенный Питер проводит над Гарольдом все новые и новые тесты.

ВРЕЗКА– монитор показывает резкий подъем мозговой активности.

ПЕРЕБИВКА

Перед Гарольдом разложены карты рубашкой вверх. Гарольд называет черви, бубны, трефы, пики – Питер переворачивает карты: Гарольд ни разу не ошибся.

ПЕРЕБИВКА

Гарольд пишет на листе бумаги число 1917. Питер переворачивает свою карточку – на ней написано то же самое число.

ПЕРЕБИВКА

Гарольд рисует на листе бумаги серп и молот – он отгадал задуманное Питером.

ПЕРЕБИВКА

ГАРОЛЬД

Роджер Бэннистер. [xix]

Питер вытаскивает из конверта фотографию… Роджера Бэннистера.

ПЕРЕБИВКА

Гарольд взглядом гнет ложки и вилки.

ПЕРЕБИВКА

На столе перед Гарольдом прыгает мячик от пинг-понга. Гарольд внимательно смотрит на него. Мячик замирает в воздухе. Хлоп! Мячик взрывается.

ПЕРЕБИВКА

Гарольд смотрит на головки спичек, закрепленных на столе. Каждая вторая спичка загорается одна за другой. Потом разом вспыхивают остальные.

ПЕРЕБИВКА– стрелку монитора буквально зашкаливает.

Гарольд снимает с головы шлем из проводов – монитор продолжает регистрировать высокую мозговую активность, хотя Гарольд уже отсоединился.

Гарольд моргает – монитор пустеет.

Тесты закончены.

Питер подходит к Гарольду.

ПИТЕР

Невероятно. Просто невероятно.

Он начинает смеяться. Морщится. Дают о себе знать ссадины и синяки.

Гарольд подносит ладонь к щеке Питера. Питер испуганно вздрагивает… затем успокаивается: боль стихает. Он смотрит на Гарольда, словно спрашивая: как? как вы это делаете?

ГАРОЛЬД

Ваш любимый цвет – зеленый. Ваша мама была слепая. Вы не любите бананы.

(пауза)

Вы боитесь смерти…

По щекам Питера текут слезы. Он отнимает руку Гарольда от щеки и кладет ее в область паха, где порвано сухожилие…

НАТУРА: ТЕРРИТОРИЯ УНИВЕРСИТЕТА – ДЕНЬ

Питер делает пробежку: его болезнь явно улетучилась.

Он приближается к финишу, спринтует. Останавливает секундомер, смотрит на результаты.

Раскидывает руки.

ПИТЕР

Есссссссть!

Падает на колени и целует землю.

Итак.

Отец Джоанны = отец панкушки.

Следовательно,

Джоанна = панкушка.

Такую логическую задачу способен решить даже я.

Следовательно, две девушки, в которых я поочередно был влюблен, оказались одним и тем же человеком.

Вопросы отвлекали меня, вы не поверите, от срочного задания на вечер – переподшивки документов по делу Маккласки. Вопросы, вопросы, вопросы. От самых земных – не пора ли покупать очки? – до самых абстрактных – теперь, когда две девушки свелись к одной, мои шансы удваиваются или наоборот?

Честно говоря, мне трудно было сосредоточиться.

И не только на деле Маккласки.

Я ни на чем не мог сосредоточиться.

Даже самые обычные бытовые вещи мне не давались. Типа сходить в туалет.

Потому что: я сходил в туалет, но не сходил.

С вами такое бывало?

А со мной вот как было: я встал из-за стола с твердым намерением посетить сортир и освободить мочевой пузырь. Я вышел из комнаты, прошел по коридору, зарулил в туалет: какие проблемы – сделал дело, и готово. Но я все время думал: Джоанна это панкушка, а панкушка это Джоанна.

Я вымыл руки, высушил, вышел из туалета, миновал коридор и сел за стол, чтобы приступить к подготовке дела Маккласки, а потом вдруг подумал.

Мне надо в туалет.

Минуточку.

Я ведь только что… Или…

С географической точки зрения я там был. С функциональной – нет. Я просто вошел в туалет, вымыл и высушил руки, неотступно думая про то, что Джоанна, это панкушка, и так далее, и не произвел действия, которого ожидаешь от человека„'зашедшего в туалет.

Итак.

У меня душа не на месте. Нужно поговорить с Джоанной. Начистоту. Ждать нельзя.

Мы прогуливались в сторону автобусной остановки. Ну, это я только так говорю – мы.

Она-то прогуливалась, а я лишь пытался сделать вид, что прогуливаюсь. Как может человек прогуливаться, если сердце бьется в груди как колокол.

Бум. Бум. Бум.

Прогуливаться в обществе Джоанны у меня больше не получалось.

Она зевнула. И я решил, что теперь могу вставить словечко. Хотя перед этим мы не произнесли ни слова.

Говори же, Винс. Давай!

– Э… Я видел твоего отца сегодня. У него такой синяк под глазом. Он что, подрался?