Ник Хорнби - Голая Джульетта

Куда ж денешься, приходится врать. Ему ведь позарез необходимо это существование «в третьем лице»: Такер Кроу, полулегендарный отшельник, создатель величайшего, эпохального романтического альбома, — существование, невозможное без вранья о старшей дочери. И так как в первом лице он с той ночи в Миннеаполисе, можно сказать, не существовал вовсе или же существовал в качестве нуля без палочки, от этой дочери и от воспоминаний о ней следовало избавиться. Завязывая со спиртным, он прошел психотерапию, но и врачу своему тоже врал. Точнее, он не заострял внимание психотерапевта на важности роли Грейс, а тот не удосужился произвести соответствующие вычисления на пальцах. И никто не удосужился посчитать — ни Кэт, ни Натали, ни Лиззи… Такеру всегда казалось, что жизнь Грейс означает смерть «Джульетты», а этого он ни в коем случае не желал допустить. Прожив полсотни лет, он, как случается иногда с людьми такого возраста, начал задумываться над прожитым и увидел, что главным его свершением остается «Джульетта». Сам он оставался о ней невысокого мнения, но люди-то считали иначе, и этого достаточно. Вполне можно ради артистической репутации пожертвовать ребенком, а то и двумя, особенно если они для тебя не слишком важны. Да и Грейс от этого не пострадает. Конечно, ее мнение об отцах и о мужчинах вообще от этого не улучшится. И кто-нибудь, ее мать или отчим, вынужден будет раскошелиться на психотерапевта, как для него самого раскошеливалась Кэт. Но в остальном… Она нормальная девица, даже умненькая, насколько ему известно, ведет правильный образ жизни; у нее есть парень и призвание — чему-то она там учится, хотя Такер и не помнил чему. Вроде бы она не так уж и пострадала от раздутого честолюбия своего родителя. И если бы Грейс захотела ткнуть своего славного папашу носом в дерьмо, не надо выискивать аналогий в телеразборках Мори Повича [16] Ведущий скандального телешоу «Мори» о семейных взаимоотношениях. . Мир-то ведь куда как сложен, людей не разведешь на добрых и злых, папаш на примерных и нерадивых. И слава богу.

Энни хмурилась.

— В чем дело?

— Пытаюсь понять.

— Помочь?

— Давай. Когда родилась Грейс?

Дьявол! Вот оно. Эта сообразила сложить два и два. И способна получить верный результат. Такер почувствовал тошноту и одновременно облегчение, как будто его уже вырвало.

— Позже.

— Позже чего? Или кого?

— Мне кажется, я знаю, о чем ты думаешь.

— Неужели? Я в восторге. Особенно если учесть, что я и сама не понимаю, зачем мне возраст Грейс.

— Ты умная женщина, Энни. Сама догадаешься. А пока я не хочу об этом говорить. — Он скосил глаза в сторону Джексона, углубленного в книжку комиксов.

— Угу.

По ее взгляду Такер понял, что она уже и без объяснений почти догадалась.

В Гулнесс поезд прибыл уже затемно. Обвешанные сумками, они подошли к стоянке такси перед вокзалом. Там торчала одна машина, провонявшая снаружи бензином, внутри табачным дымом. Водитель курил, опершись задом о капот, и, когда Энни назвала ему адрес, молча швырнул окурок на асфальт и смачно плюнул. Энни беспомощно глянула на Такера, пожала плечами и вместе с Джексоном принялась запихивать сумки в багажник. Такера они к этому упражнению не допустили.

Такси понеслось мимо сияющих огнями турецких, арабских и индийских ресторанчиков со шведским столом за три фунта, мимо баров с лаконичными наименованиями: «Счастливчик», «Блонди» и даже «Выпивохи».

— Днем они выглядят получше, — извиняющимся тоном пояснила Энни.

Такер искал опорные точки, аналоги, сравнивал и оценивал. Если заменить здешние кабачки национальной кухни американскими аналогами, а вместо букмекерских контор поставить казино, то в итоге получится какой-нибудь из самых занюханных прибрежных курортов Нью-Джерси. Время от времени кто-нибудь из одноклассников Джексона выезжал в подобные местечки с родителями, вдруг ощутившими ностальгию по каникулам своей юности или прельстившимися романтикой раннего Брюса Спрингстина. Возвращались они, надолго запомнив грязь и пьяную вульгарность такого рода местечек.

— Джексон, как ты относишься к рыбе с жареной картошкой на ужин?

Джексон повернул голову к Такеру. Тот кивнул.

— Тут есть неплохая забегаловка рядом с нашим домом. В смысле с моим. Такер, ты обойдешься рыбой. Ни масла, ни картошки, если я верно понимаю твою диету.

— Отлично, — снова кивнул Такер. — Хоть навсегда тут оставайся.

— Как навсегда, пап? — забеспокоился Джексон. — А мама?

— Я пошутил, сынок. Увидишь ты свою маму.

— Ненавижу твои шутки.

Такер все еще размышлял о разговоре с Энни в поезде. Как ей все рассказать, он не имел представления. Написать бы исповедь на листе бумаги, отдать ей этот листок, а самому исчезнуть. Собственно говоря, так он с нею и познакомился, так общался раньше. И получалось, хотя вместо бумаги был экран монитора.

— Энни, компьютер есть дома?

— Есть.

— Можно я тебе письмо напишу?

Такер попытался представить, что сидит перед экраном в верхней гостевой спальне своего дома, что Энни он еще ни разу не видел, что она отделена от него океаном. Он постарался не думать о том, что через полчаса снова с ней встретится и будет вынужден разговаривать. Он написал ей, как узнал о существовании дочери; как, вместо того чтобы помчаться к ней, трусливо удрал; как видел ее считаные разы. Признался, что и Джули Битти толком не любил, что она ему осточертела, потому он и перестал петь о страданиях неразделенной любви и прочей чепухе, а поскольку новые песни не шли, то и петь стало нечего.

Он еще никогда не говорил об этой истории настолько откровенно, без всяких купюр, и даже его бывшие жены и партнерши не знали всего того, что предстояло узнать Энни. Сами они дойти до этого без его помощи не могли — а он им врал, врал, врал…

Такер перечитал написанное, подвел итог своим преступлениям и пришел к выводу, что не так уж и велика его вина. Он же никого не убил. Еще раз перечитал — может, что-то забыл или скрыл умышленно? Вроде нет. Что ж, двадцать лет за свои преступления он отбыл.

Такер перегнулся через перила лестницы и спросил Энни:

— Распечатать или с экрана прочтешь?

— Прочту с экрана. А ты пока чайник поставь.

— Он у тебя без фокусов?

— Управишься.

Они вежливо пропустили друг друга на лестнице.

— Ночью ты нас выкинуть на улицу не можешь.

— Ага. Вот почему ты хотел дождаться, пока Джексон заснет. Рассчитываешь на мою доброту.

Он улыбнулся, хотя в желудке жгло. Спустившись вниз, Такер вошел в кухню, нашел чайник, нажал на кнопку. Дожидаясь, пока вода закипит, осмотрелся, заметил снимок. Он и Джексон. Кэт сфотографировала их, когда они ездили на матч с Филадельфией. Снимок на холодильнике его растрогал. Она взяла на себя труд распечатать, повесить… Он не выглядел здесь злодеем, на этом фото. Итак, ждем, пока чайник вскипятит воду, а хозяйка чайника управится с письмом.