Леонид Воронов - Морская дева

Люблю, целую, Ваш Михаил".

В очередном рейсе Михаилу пришла в голову идея построить на судне электрокар. При загрузке трюмов пустыми контейнерами в порт пунктах матросам приходилось их заталкивать в дальние углы трюма вручную. Работа была трудоемкая, и Миша решил ее механизировать. Он сварил металлическое шасси, установил двигатель, передачу от топливного сепаратора, сидение, педаль для включения двух скоростей, рычаг реверса, но не смог найти на судне ничего, что могло бы подойти в роли колес. Тогда он выточил их на токарном станке из многослойной древесины, и обтянул резиновыми полосами. Испытания проводились в пустом трюме. Кар подключался к сети кабелем, который свешивался в трюм. Он оказался достаточно маневренным, и члены экипажа с удовольствием катались на нем. Впоследствии выяснилось, что толкать им контейнера не удастся — примитивные колеса проскальзывали, поэтому его использовали, как забавный аттракцион.

Скорость ветра штурмана измеряли с помощью ручного анемометра, для чего им приходилось стоять с ним на холодном ветру, нередко со снегом и дождем, а потом производить математические вычисления. Миша изготовил из датчика тахометра от дизель-генератора стационарный анемометр. Для крылатки потребовались четыре полусферы, которые он выдавил из тонкого медного листа. Когда он собирал крылатку, в электромастерскую зашли боцман и второй механик Виктор, ироничный и подвижный парень. Спокойный, основательный и медлительный боцман Николай Федорович долго вертел в руках медные полусферы, а потом спросил Михаила, как ему удалось их изготовить.

— Федорович, что тут непонятного, он сделал медный шар, а потом его распилил, — объяснил Виктор.

Федорович задумчиво почесал затылок, сказал "понятно", и ушел в недоумении.

Шкалу вольтметра, стрелка которого показывала скорость ветра, штурмана отградуировали сами, и теперь всегда можно было узнать эту скорость без вычислений, не выходя из рулевой рубки.

" Миша, за посылку тебе большое спасибо не только от моей семьи, но и от всех родственников и знакомых. Мы всех угощали дарами моря, которые ты прислал. Но я тебя прошу, чтобы ты не тратил деньги и время на посылки, да еще с таким весом.

Еще когда ты был здесь, мне очень хотелось пригласить тебя к нам в гости, но не вышло, к моему огорчению.

В октябре мы с мужем снова были в Крыму. У нас в Ялте много родственников, и муж у меня крымчанин. Я много раз купалась в море. Там стояла прекрасная осень, но мне было немного грустно без моих девочек, без тебя с Людмилой, без Наташки-баламутки.

Напишу немного о тебе и Кате. Что мне тебе сказать? Катя иногда дает мне почитать твои письма, когда считает нужным. Боюсь, что твои красивые комплименты она начнет воспринимать всерьез, станет высокомерной, думаю, что этого не следует делать. А во всем остальном — оставайся прежним. Катя любит читать твои письма, получать их, а вот отвечать ей некогда. Она пишет тебе всегда после 23 часов. Так что не волнуйся, если она тебе вовремя не ответит. Миша, я всегда "за любовь", и очень хочу, чтобы и ты, и Катя были счастливы. И свое счастье вы должны сами строить, а мы будем вам помогать. Если захочешь мне ответить, вложи письма в один конверт, но можешь не отвечать.

Поздравляю тебя с Новым годом, пусть он будет счастливым для тебя.

С уважением, Людмила Павловна".

"Здравствуй, дорогой Мишенька! Я очень обрадовалась твоему письму. Если бы ты знал, кто мне его принес! Мой папа. Наконец-то он узнал о нашей переписке. Меня тоже угнетала эта наша таинственная переписка.

У меня все по-старому, каждый день узнаю что-то новое в школе. Эту неделю я была сильно занята, домой приходила поздно, потому что мы готовились к открытию школьного литературного клуба.

Открытие было интересным, мы все волновались, потому что пригласили заслуженную артистку, и директрису, и нельзя было "ударить в грязь лицом". Но все было на высоте: оформление зала, монтаж. Все остались довольны. Я начинала этот вечер стихотворением.

А теперь наш класс готовит новогодний праздник, снова репетируем. Мы с Лилей будем петь под мой аккомпанемент на рояле. Мы с ней на всех вечерах поем.

У нас уже началась настоящая зима. Выпал беленький пушистый снежок, на улицах очень красиво. Веточки деревьев покрылись сверкающим инеем, мороз щиплет щеки, и они у меня румяные. Сегодня воскресенье, и мы с Аленой и с Лилей катались на санках возле школы. Такое удовольствие! А сейчас я пришла домой, и сразу села писать тебе письмо. Мои все смотрят фигурное катание, а я занята делом.

Миша, а ты любишь зиму? У вас не холодно на корабле? Похож ли ваш корабль на тот, который ты мне прислал на открытке?

Вторую четверть я начала даже лучше, чем первую, потому что мне помогают твои письма. Лиля знает о нашей переписке, но ничего мне не говорит, да и я мало что рассказываю о нас с тобой.

Миша, вы смотрите телевизор на корабле? И что вы делаете, когда приезжаете в город? Чем ты занимаешься в это время, где бываешь? Какие грузы вы возите? Секретные?

Я задала тебе массу вопросов, такого еще никогда не было. Постарайся ответить.

У меня еще много уроков.

Целую тебя, Катя".

Такие письма в другое время привели бы Мишу в полный восторг, но на этот раз они навеяли на него глубокую грусть и тоску. Еще недавно он не смог бы поверить, что письмо от Кати и от ее матери смогут привести его в уныние. В письме Людмилы Павловны легко можно было найти подтверждение тому, что против такого зятя у нее не должно возникнуть возражений. Вероятно, серьезного противодействия не стал бы оказывать и Павел Кириллович, во всяком случае, он теперь стал бы разговаривать с Михаилом на эту тему. Все было замечательно, если бы не необходимость сделать это признание, которое могло разрушить все здание, которое Миша возводил с таким восторгом и усердием. Миша искал предлог, чтобы не сообщать эту опасную новость, но решение было принято, письмо написано, и ждало отправки.

"Дорогая Катя! Даже не знаю, как начать это письмо. Никаких мыслей, только тревога. Ведь счастье — такая редкость, оно дается далеко не всем, и, как правило, один раз в жизни. Если не познаешь счастья, можно жить надеждой, но если счастье потерял — теряешь надежду, и тогда между понятиями "счастье" и "жизнь" можно ставить знак равенства.

Простите, Катя, что я начал это письмо в минорной тональности, для этого есть причины.

Наступает Новый год, от которого я жду больших перемен. В уходящем году я был счастлив: я встретился с Вами, со своей любовью, со своей мечтой. И нет в жизни для меня ничего важнее, чем Ваша симпатия, ваши нежные письма. Но, как видно, нельзя, чтобы в жизни все было гладко.

Угнетает меня то, что я был с Вами не до конца искренним. У Вас удивительное чувство такта: Вы не задали мне ни одного вопроса, хотя прекрасно понимаете, что у меня должно быть какое-то прошлое. Я очень благодарен Вам за то, что Вы дали мне возможность рассказать о себе самому.