Жан-Жак Шуль - Ингрид Кавен

Но если присмотреться, может быть, сила, невероятная фантазия, шик пришли к ней из тех смешных ситуаций, в которые она так любила себя ставить? Совсем как ее болезнь, которая, конечно же, дала ей для сцены эту загадочную дистанцию, одиночество. И ничего она не убирала из мира четких форм, ни развалины, ни окалину, ни случайности, и главное, главное, она не положила свой тягостный опыт на алтарь построения личности женщи-ны-которая-вынесла-всё. Она не делала на этих испытаниях капитала, не извлекала выгоды из своих несчастий, не драматизировала, не обобщала – она жила, да, жила, всегда, и теперь. Никогда она не думала о том длинном пути, что прошла. Она видела войну, знала болезнь, терроризм, все, с кем она была близка, умерли от эпидемий, стали бесплотными, невидимыми, но теперь, здесь, самое важное для нее это – скользящий шажок по сцене, нота, которую она держит в Sprechgesang, [139]грим, die Maske, который должен играть в свете прожекторов, легкий маньеризм в движении рук: шаг в сторону, в другую, – нет, не заложница прошлого, но невнятное указание на существование чего-то другого, она – тело, которое вызывает к жизни другой мир, другое время.

Так держать, и держаться, но не жестко, и доверять случаю! Не было никакого пройденного пути, никакого прогресса, движения вперед, только череда мгновений со своими областями тени, дорогами, которые никуда не ведут, разве что к этому мгновению дрожи. Что же то, что называют жизнью? Сегменты, куски пути, с которых ушел, лестницы, поднимающиеся к стене, встречные дороги, подземелья, все, что медленно прошла, направляясь к кулисам, – множество зон, и она даже не отдавала себе отчета, где идет… разве это не был спуск под землю?

Ну вот, теперь конец. Часы, установленные на металлической стене среди тонких переплетений арматуры в Гранд-холле, показывают 11.22. Тяжелые железные двери, большой купол вверху медленно раскрывается, впуская в зал ночь, свет, идущий издалека, воздушное метро, все, что в воздухе, имеет воздушный вид, музыка вгрызается в пространство, она очень стара, но кажется, приходит из будущего. И она тоже получила доступ к свободному и гипнотическому миру, она передавала и обладала теми формами, которые уже существовали, и вместе с тем она их выдумывала и открывала вновь. Звук, жест вызывали новую форму, и это как бы происходило помимо нее, но все теперь было ее телом – музыкой. В течение нескольких секунд она, ни на что не опираясь, точно управляемая издалека тянущимися к ней нитями, составляла вместе со своей тенью оживший иероглиф, вряд ли человека, и – неожиданно перевернувшаяся картинка – вся наша массивная и хаотичная жизнь просто перестала существовать перед лицом этой иллюзии, ограниченной стенами клуба – ощущение было кратким, но оно было. История, ее и наша, стиралась, оставляя место этому эфемерному следу на сцене, который обретает жизнь на кончике световой кисти, под магией слов, волшебством музыки. Конец! Она кланяется. Сначала медленно наклоняется, собирается, выпрямляется: улыбка, потом – благодарность зрителям, которые теперь аплодируют, некоторые – стоя, четверым музыкантам – рояль, контрабас, сакс, скрипка, белая освещенная страница на рояле. В широком движении руки ладонь раскрывается на все, что окружает ее, на все, что вокруг, и на пустоту тоже, и кажется, она говорит: Et voila. [140]

Перевод Б. Левик.

Внимание! (нем.)

Стой! (нем.)

Документы (нем.).

Бакелит – синтетическая фенолформальдегидная смола. – Примеч. ред.

очень медленно (нем.).

крещендо – муз. усиление звука, постепенный переход от тихого звучания к громкому. – Примеч. ред.

формата – в нотном письме – знак, увеличивающий длительность ноты. – Примеч. ред.

Снимать запрещено! Никаких вспышек! (англ.)

Большой Фриц (нем.) – прозвище Фридриха Второго – Старый Фриц или Большой Фриц.

Любовь приходит, любовь уходит (нем.).

Розарий (нем.).

нет проблем (англ.).

Человек плохо переносит ночное одиночество (нем.).

С головы до пят (нем.).

Приятель Хайн (смерть) тихо бродит вокруг дома (нем.).

Все проходит, все минует (нем.).

О Иисусе, нет! (нем.)

О Господи, нет! Я не могу! Я не могу! (нем.)

Великий Боже, тебя хвалим, силу твою превозносим (нем.).

Мари! Мари! Я больше не могу! (нем.)

Ученики, постигающие искусство (нем.).

мужская стрижка (нем.).

В лучах фантастического света (нем.).

Иисус моя радость, отрада моего сердца, моя услада (нем.).

В постель не ложится Мими без крими (криминальный роман, детектив) (нем.).

На это способны лишь ножки Долорес (нем.).

Бо-ож-же мой! Ва-а-а-а-альтер! (нем.)

Рыбаки Капри (нем).

Когда на Капри красное солнце садится и в небе мерцает бледный серп луны… (нем.)

Не забывай меня, Мария

Красотка, красотка Мария, будь мне верна, красотка! (нем.).

Моя милая крошка (нем.).

стрижка под мальчика (нем.).

чертовый шик (нем.).

Акроба-а-а-ат! Мо-ло-дец! (нем.)

дух времени (нем.).

воздух, воздух, воздух Берлина (нем.).

Позволь мне оплакать (ит.).

Тихо молят мои песни (нем.).

Домашняя музыка (нем.).

Будем петь, как ласточки (нем.).

Любовь моя (нем.).

Остановите Землю, я сойду (англ.).

«Песню Наны».

Здесь – печаль (нем.)

мерзости (нем.).

Р.В. Фассбиндер. Заметки.

Не злись, дружище (нем.).

Сделано во Франции (англ.).

меланхолии (нем.).

Все новости – все время (англ).

М арлен… Он так писал о ней в «Островах в океане»: «Сначала я увидел ее в машине. Машина остановилась. Задняя дверь распахнулась, и она вышла. Да, это была она. Никто другой не выходил больше из машины столь элегантно, быстро, без видимых усилий, и вместе с тем так, как будто она оказывала улице великую милость, ставя на нее свою ногу. Сколько женщин пытались походить на нее за все эти годы, и некоторым это даже почти удавалось. Но когда ты видел ее, все женщины, которые пытались на нее походить, оказывались подделкой. На ней тогда была американская военная форма, она что-то спрашивала у швейцара и улыбалась, и он весело кивал, отвечая, она прошла по тротуару и вошла в бар». – Примеч. автора.