Александр Проханов - Теплоход Иосиф Бродский

Все это время Дезодорантов, удобно устроившись в кресле, специальной пилочкой придавал ногтям идеальную форму, думая о том, как вернется в каюту и нанесет на ногти слой розового лака.

— Что вы сказали? — очнулся он.

— Вызывай самолеты! — глухо приказал Есаул. Дезодорантов снял с пульта трубку:

— Я — «Иосиф Бродский»!.. Я — «Иосиф Бродский»!.. Как слышите меня?

— Кто ты такой? Какой, на хуй, Иосиф? — был ответ.

— То есть я — не «Иосиф Бродский», я — Дезодорантов! — поправился министр.

— Какой, на хуй, тарантул!.. Уйди из эфира, мудак, не занимай частоту!

Разгневанный Есаул вырвал трубку из рук Дезодорантова:

— Генерал Петров, это я, Есаул!.. Не ори!.. Как слышишь меня?

— Слышу вас хорошо, Василий Федорович.

— Отлично!.. «Гром», я — «Тайфун», я — «Тайфун!» Как слышите меня?

— «Тайфун», я — «Гром»!.. Слышу вас хорошо!..

— «Гром», я — «Тайфун»!.. Квадрат 575. Повторяю — квадрат 575. Присылайте «грачей». Как поняли меня?

— Понял вас, «Тайфун»!.. Я вас понял!.. «Грачей» высылаю!.. Подлетное время — десять минут!.. До связи!..

Все молчали. Смотрели на циферблаты часов, Киршбоу — на «Патек Филипп», Куприянов — на «Ролекс» с бриллиантом, а Есаул — на простые командирские часы, которые не снимал со времен Афганистана.

Парад завершился. Батальоны выстроились перед трибуной. Толпа приблизилась, покрыла луг шевелящимся черным варом. Бен Ладен поднялся с шелковой расписной подушки, прижал к микрофону длинную бороду и стал говорить. Арабская речь, усиленная электроникой, подхваченная ветром, неслась над селом, над остроконечными минаретами, над русскими полями и рощами, прилетала к теплоходу, окруженному солнечной рябью. Казалось, вода вибрирует в такт далекой мембране и пророческие слова отпечатываются на воде.

— Пришли! — воскликнул Есаул, глядя в небо, прикрывая глаза ладонью. — «Грачи» мои дорогие!

Высоко в лазури просверкали три крохотных стеклянных осколка. От них в разные стороны разлетелись белые брызги. Распушились нежной куделью. Стеклянные проблески устремились вниз и исчезли. На земле, на плацу стали лопаться красные взрывы, разлетались колючие ворохи, вздымались копоть и дым. Толпа побежала. Растерзанные тела лежали у горячих воронок. Люди давили друг друга. Белые венчики расцветали в синеве. Среди них мерцали стеклянные ломтики. Взрывы терзали плац, ломали трибуну, превращали стройные отряды в обезумевшее месиво. Горело село, рушились минареты, скакала врассыпную ошалелая конница. Один из быков, притащивших танк, метался, охваченный пламенем.

— Хорошо, «Гром»!.. Хорошо!.. Присылайте «вертушки»!.. — ликовал Есаул.

— Вас понял, «Тайфун»!.. «Вертушки» уже на подходе!..

Над селом появилась вертолетная пара. От машин отделялись черные заостренные стрелы, вонзались в небо. По земле плетью хлестал огонь, вставала стена дыма. Среди пожара носились одичалые люди, метались кони. Отдельные стрелки огрызались огнем автоматов, наводили на вертолеты «стингеры» и «стрелы». Но их поглощал огонь.

Из села вырвался всадник. Арабский скакун перебирал тонкими ногами, мчался в намет. Всадник в белом шелке пригибался к лошадиной шее, оглядывался на вертолет. Была видна его черная растрепанная борода, худое лицо, ненавидящие пылающие глаза. Бен Ладен домчался до рощи и исчез в березах, по которым хлестал пулемет вертолета. Ушел от преследований, чтобы через месяц объявиться в пустыне Сахаре, или в тундрах Лабрадора, или в университетском городе Принстон.

Другой наездник в тюрбане, в пузырящихся шароварах плашмя бил коня саблей, гнал к водохранилищу, на котором застыл теплоход. Уже вспенил воду, разбрызгал солнце, когда его настиг удар из неба. Реактивные снаряды вскипятили отмель, разорвали коня и наездника. Когда вода успокоилась и пропитанный копотью пар улетел в небеса, на мелководье лежали убитый конь и растерзанный всадник, и вокруг расплывалось пятно ржавой крови.

— Вы убийца, вам место в Гааге! — истерически закричал Куприянов.

— Постойте, — остановил его посол Киршбоу. — Я должен быть уверен — когда вы придете к власти, будете ли вы, подобно господину Есаулу, бороться с международным терроризмом… А теперь, господа, простите, я должен вас покинуть. Мне необходимо связаться с Госдепартаментом и сообщить о случившемся. — Исполненный глубокой задумчивости, посол покинул мостик и удалился в каюту.

— Убийца! — ненавидяще прошептал Куприянов.

— Аркадий Григорьевич. — Есаул смиренно потупился. — Я хотел дать понять: когда вы станете Президентом России, вам понадобятся люди, способные делать грязную работу по укреплению государства.

Куприянов умолк, внимательно на него посмотрел.

Когда спустились с мостика на среднюю палубу, их обступили взволнованные пассажиры.

— Что это было? Мы слышали взрывы? У нас на глазах убиты человек и лошадь!

— Не волнуйтесь, господа, — успокаивал Есаул. — Это съемка сериала «Менты в Чечне». Все в порядке, все под контролем.

Через несколько минут теплоход поднял якорь, огласил широкие воды протяжным гудком. Плавно, великолепно тронулся в путь.

Воркутинская шахта — черный, уходящий под землю провал, взятый в бетонные оболочки. Напичканный железом, ржавым или стертым до блеска. Пиленым лесом и лязгающими электровозами. Дрожью моторов и гулом компрессоров. Перевитый проводами и кабелями. Пульсирующая черная вена, уходящая в центр земли, нагнетающая в преисподнюю воздух, электричество, свет. Выжимающая на-гора ртутно-синюю шуршащую плазму.

В раздевалке в начале смены шахтеры на длинных лавках складывали одежды, обнажая бугристые спины. Развешивали по крюкам штаны и рубахи. Вынимали из шкафов с номерками робы, порты и портянки. Облекались, увеличивались в объеме. Напяливали кирзу, пластмассовые каски, спасатели. Вешали на пояс аккумуляторы, помахивая шнурами и рефлекторами ламп. Окончившие смену бригады мылились в душевых, стояли под горячими струями, омывали натруженные в подземной работе тела. Выходили розовые, окутанные паром. Только кромки век, опушенных ресницами, оставались угольно-черными, как подведенные дамской тушью.

Степан Климов обматывал ногу полотняной портянкой, поправляя матерчатый острый мысок, прицеливаясь к кирзовому сапогу с вывернутым голенищем.

Рядом товарищи по бригаде натягивали теплые свитера, телогрейки. Двигали мускулами, готовя их к кромешной работе.

— Мужики, сколько будем задарма вкалывать? Директор каждый день сулит заплатить, а все наебывает. Мы что, африканские негры? — Забойщик Федюля, нервный и тощий, с птичьим носом и желтушными бегающими глазами, взывал к сотоварищам. — Слышь, мужики, давай профсоюзника вытащим. Пусть народ подымает. Сядем в шахте, будем бастовать, покуда зарплату не выплатят. Или айда на рельсы, перекроем «железку», пусть без уголька поживут, небось взвоют. А еще чище — директора, борова жирного, взять в заложники, спустить в шахту и держать в забое, покуда зарплату за три месяца не привезут!