Гилад Элбом - Параноики вопля Мертвого моря

Послушный пес, говорящий попугай, съедобные козы. Не только эти архетипы ручных зверей предвещают появление раба, которого так же легко приручить. Сама земля, разграбленная и истощенная, предвосхищает появление такого покорного Пятницы. «Он дал мне понять, — говорит Робинзон Крузо, — что будет трудиться еще усерднее, если я скажу ему, что делать».

Пятница должен отказаться от своего прежнего «я» ради того, чтобы подняться на высшую ступень; Робинзон Крузо считает, что он жаждет этого и приемлет это с радостью. Он верит, что отречение от семьи, родины, культуры, и языка вполне формально для того, чтобы Пятница достиг высшей цели: стал бы верным слугой Хозяина острова. Но даже став таковым, Пятница продолжает оставаться опасным. Для того, чтобы оправдать акты агрессии как самозащиту, Робинзону Крузо необходимо продолжать опасаться призрачной угрозы.

В самом деле, злодейство кого-то другого — не только доказательство нашей правоты, но и высокоэффективное и часто необходимое средство для очистки совести. Называя островитян дикарями, Крузо — воплощение порабощения и притеснения — может очиститься от собственного варварства. Обвиняя женщин в ведовстве, мужчины-инквизиторы сумели назвать преследование своих беспомощных жертв священной миссией. Заподозрив евреев в тайном заговоре с целью установления вселенского господства, немцы начали прокладывать свой путь к владению миром. Называя наших соседей террористами, мы узакониваем нашу злонамеренную практику: похищение людей и заточение их в тюрьмы, пытки, убийства, бессмысленные бомбежки и мор голодом. Называя психически здоровых людей сумасшедшими, мы даем себе право под маской лечения изолировать и мучить слабых и бедных.

Таким образом псевдосострадательный психиатр несет жестокость и притеснение. Ему постоянно необходимо быть рядом со своими пациентами, чтобы построить картину восприятия себя самого. Он окружает себя якобы сумасшедшими, чтобы самому оставаться в здравом уме и твердой памяти. Чтобы чувствовать себя при деле, ему нужны беспомощные люди. А если таких вокруг нет, их надо найти. Он ставит несчастным диагноз, классифицируя их как исполненных угрозы монстров, и утверждает себя как сильного, умного и великодушного. Если же он не может найти таких несчастных, он их создает. Следовательно, высшая цель поиска психиатром низших духом есть превращение обыкновенных людей в сумасшедших.

Я слышу, как Кармель открывает дверь ванной комнаты и быстро ложусь в кровать, закрываю глаза и делаю вид, что думаю о субъектах и предикатах. Вот в этом примере грамматический субъект Ибрахим Ибрахим, подобно остальным трем элементам предложения, может выступать также и в качестве психологического предиката: Ибрахим Ибрахим едет завтра в Берлин.

Входит Кармель, я открываю глаза. Она улыбается; она завернулась в полотенце; оно закрывает её грудь, но лишь наполовину прикрывает её зад.

— Здорово, когда ты под горячим душем, а снаружи так холодно, да?

— Да, — отвечает она, — только у меня пошла холодная вода, так что пришлось быстро вылезать.

— Вот ведь, — говорю я и глажу её колено. — В следующий раз пойдешь первая.

— Прочитал? — спрашивает она.

— Нет, конечно.

— Вот и хорошо. Когда сдавать?

— Послезавтра.

— Ночевать останешься?

— Я бы с радостью, но не получится. У меня завтра утренняя смена. Надо быть в больнице в семь.

Что на самом деле не совсем правда: мне надо быть в больнице в три, как обычно. А вот проснуться пораньше я собираюсь — это точно.

Солнце уже высоко, но все вокруг до сих пор бесцветно. Временами Иерусалим похож на Северный полюс — такой же унылый и мрачный целыми неделями; из темных туч льет дождь, и ни луча света, ни дуновения тепла. Не то чтобы я бывал на Северном полюсе, просто мне кажется, что такая погода должна быть там, а не тут, в Средиземноморье. Здесь должно быть жарко и чувственно: каплями стекают мед и оливковое масло, фиги и гранаты зреют на больших деревьях, все такое сочное и буйное, на солнце блестит зеленое и красное.

Я уже успел принять душ, одеться, и вот теперь сижу за компьютером, пью вторую чашку чаю и слушаю «Lightning to the Nations» группы Diamond Head. Я встал рано с твердым намерением работать продуктивно и эффективно (два слова, которые очень нравятся моей маме). Ненавижу рано вставать. Вот почему я выбрал смену, которая начинается в три часа. Все остальные её терпеть не могут. Оделия, доктор Химмельблау, все медсестры и врачи в остальных блоках, все психологи, социальные педагоги, трудотерапевты, арт-терапевты, специалисты по психодраме. Они встают рано, скорее всего потому, что у них есть дети, и если бы они работали с трех часов, им нечем было бы заняться дома, потому что вряд ли они слушают хэви-метал и пишут работы по «Робинзону Крузо». Им вряд ли нравится возвращаться поздно вечером, усталым, к усталым супругам, и никто их не ждет с чашкой горячего чаю с мятой и с медом и с подробными планами касательно активной интерпретации ключевых сцен из великих мифов западной культуры. Вот они и спрашивают меня, мол, не буду ли я против взять все дни с трех часов и на следующей неделе, не понимая, что мне на самом деле нравится работать с трёх. Если работать в утреннюю смену, то надо приезжать к семи часам, а в восемь начинать будить Ассаду Бенедикт, Иммануэля Себастьяна, Урию Эйнхорна, Абе Гольдмила, Амоса Ашкенази, Ибрахим Ибрахима и Десту Эзру а потом снова Урию Эйнхорна, а потом всех сначала ещё раз. Это, знаете ли, труднее, чем уложить их спать.

Ночной смены у нас нет. В других блоках есть, и все их любят (за них больше платят), но доктор Химмельблау решила: если надо помочь пациентам достичь независимости и выйти из нашего учреждения, им надо самим преодолеть свои страхи и беспокойства и привыкнуть к жестокой реальности — спать без присмотра. В столовой есть специальный телефон, по которому можно вызвать дежурного врача, если будет необходимость. Пока не было.

Когда в армии мне выпадало стоять на посту, я всегда выбирал ночное время. Вовсе не потому, что за это больше платили. В армии вообще ни за что не платят, и поэтому ночную смену не любил никто. В армии дают лишь небольшое жалованье, которого хватает на пачку сигарет раз в два дня, да на кино раз в неделю (если дадут выходной), так что, в принципе, имеет смысл избегать ночных шестичасовых прогулок вдоль ограждений с М-16 наперевес.

А мне это нравилось. Все считали меня тронутым, но мне было наплевать. Мне нравилось вставать посреди ночи и проводить эти часы, уставясь в темноту — в ничто, ожидая врага, который так и не приходил, напевая от начала до конца целые пластинки, бесконечно шагая, представляя себе, что я иду где-то в другом месте, тихом и огромном, пусть и холодном — неважно. Где-то на Северном полюсе. Там ночная смена длится шесть месяцев.