Сергей Чилая - Донор

БД уселся на переднее сиденье рядом с Кузей и сделал большой глоток прямо из бутылки. Впервые за много месяцев он, наконец, расслабился, предоставив себя и семью заботам друга, всегда пьяного и доброго. БД знал, что профессор Кузя будет делать все, что надо, и больше, чем надо, чтобы он, Даррел и мальчики за несколько дней, проведенных в Москве, пришли в себя после ужасов тбилисской жизни.

Кузьма несколько раз за последнее время прилетал в Тбилиси, уговаривая БД плюнуть и пожить в его московской квартире или на даче. Он был в то утро в хашной, когда парни из охраны Гамсахурдии стреляли в БД, а попали в Пола. Он видел стрельбу среди белого дня, танки на улицах, разрушенный проспект Руставели, жуткий бандитизм, атаку на Телецентр с вертолетов возле дома БД, сгоревший институт хирургии с бесцельно бродящими по пепелищу сотрудниками Лаборатории.

Самым худшим для меня во всей этой истории с трагически нарождавшейся независимостью Грузии, стало демонстративно оскорбительное поведение Лабораторной публики, которая еще недавно с восторгом глядела мне в рот и для которой я сделал так много не только в качестве научного руководителя, но как один из них, может быть, самый лучший, в чем я никогда не сомневался, как образец для подражания. Я все позволял им: отстаивать собственные взгляды, спорить, самостоятельно оперировать даже тогда, когда этого не следовало делать, отвергая чинопочитание и не делая разницы между собой, лаборантом и доктором наук. Только так, считал я, можно получить творчески мыслящие личности, свободные и независимые, слегка анархичные, как музыканты, играющие jam session. А теперь они стремились выдавить меня из Лаборатории, а если не получится - изгнать с позором, придумав для этого подходящий повод.

- Неужели все повторяется, - сокрушался я, - и мне опять предстоит скитаться, точно Вечному Жиду? То, что должно произойти здесь со мной парафраз свердловской истории, когда под давлением двух пожилых доцентш, правящих кафедрой, я оставил хирургическую клинику, потому что молодой и очень зеленый врач не должен оперировать лучше и быстрее "старших товарищей", принимать решения, которые принимает заведующий кафедрой, и вести себя независимо...

Как всякий интеллигент-космополит я не понимал мучительных и совершенно бессмысленных телодвижений, совершаемых властями, моими сотрудниками, толпами молодых людей, и пожилыми женщинами в черном, намертво блокировавшими проспект Руставели в Тбилиси.

Неврастеник Гамсахурдия, еще недавно публично каявшийся в "ящике" в своих диссидентских грехах, стал президентом, превратив Грузию в течение нескольких недель в лемовский "Солярис". Он часами выкрикивал на многотысячных митингах всякий вздор про чистоту грузинской расы, про необходимость блокады автомобильных и железных дорог, про революционную нетерпимость, про новое светлое будущее и про смертельного врага по имени Старший Брат.

Я пытался делать вид, что все это меня не касается.

- Л-лаборатория должна продолжать заниматься искусственным сердцем и консервацией органов, а лабораторная публика исполнять свои обязанности, мрачно излагал я, давно перестав улыбаться. Но лаборатория не слышала и таскалась на митинги. Работа теряла смысл. Я пытался шутить, но это раздражало их еще больше. Они страстно желали моего отъезда. Им нужен был другой герой... Я знал автора этой идеи, но не хотел верить...

Однажды институт заговорил по-грузински. Директор, интеллигентный человек, которого я называл Царем, продолжатель старинного рода хирургов и священников - в его доме в толстом стеклянном окладе хранилась национальная святыня грузин: знамя времен царицы Тамары, - стал никому не нужен. Нового директора выбирали шумно, долго и, как всем казалось, очень демократично, потому что выбирали в первый раз. Лозунгом предвыборной компании главного претендента было сомнительное заявление: "Не буду никому мешать". Однако главным фактором будущей победы считались циркулировавшие по институту слухи о его возможном родстве с Гамсахурдией.

Я несколько раз выступал на институтских предвыборных собраниях, пытаясь помешать выборам, прекрасно понимая, что рою себе могилу, и разъяренно спрашивал:

- А если н-не родственник?!

- Мы не должны делать из этого парня директора только из-за его сомнительного родства с президентом Грузии, - вещал я. - Он должен еще уметь оперировать и управлять институтом,потому что само собой ничего не делается, даже в Тбилиси.

- Иди учи грузинский, генацвале! - крикнул кто-то, и зал дружно поддержал кричавшего.

- Г-господи! - негромко сказал я. - Вы заставляете меня верить, что у человека и вправду 50% общих генов с бананами... Разве все вы, сидящие в зале, так невежественны? Четверть - кандидаты и доктора наук... Многие получили образование в России...

Зал начал гудеть.

- Он считает нас идиотами, этот умник БД! - Громко выкрикнул, апеллируя к залу, претендент на директорское кресло.

- Нет, коллеги. Н-нет! - Среагировал я. - Но я м-могу ошибаться...

Зал засмеялся, перестав на мгновение топать ногами.

- Год назад мне принесли на отзыв докторскую диссертацию, представленную на Государственную премию, - продолжал я, пользуясь затишьем. - Я п-прочитал и дал отрицательный отзыв. Царь попросил закрыть глаза и подписать положительное заключение, потому что автор - хороший человек. Я отказался. То, что отказался, понятно, - я притормозил, а зал продолжал демонстративно гудеть.

- Прежде чем вы начнете свистеть мне в след и бросать яйца... Нет! Не к-куринные! Свои! - начал разъяряться я опять. - Я никогда не считал себя провидцем, хотя те, кто служит под моим началом, могут с этим поспорить. Но тогда я заявил Царю: - Есть п-предел терпимости. Ваша всеядность п-приведет к тому, что именно этот парень, получивший с вашей помощью звание лауреата, придет в наш институт, займет ваше место и института не станет... Я ошибся в одном: я не предполагал, что это произойдет так быстро... Осталось дождаться, когда не станет института...

Зал замолчал. Он молчал, пока я спускался с трибуны, проходя к привычному месту в последнем ряду, пока демонстративно шумно усаживался, чтобы не слышать этой звенящей тишины. Тем же вечером я узнал, что выборы состоялись, и победил лауреат, собравший максимальное число голосов.

Сидя рядом с пьяным Кузьмой и периодически прикладываясь к бутылке, БД вновь и вновь возвращался к нестерпимо свербящей теме рушащихся жизненных устоев.

- Кто эти сукины дети, которые в одночасье, никого не спросив, отняли у меня и таких как я, как когда-то у моих родителей, а до этого у деда с бабкой, все: любимую работу, умных и преданных сотрудников, друзей, жилье, комфорт, любимые книги, картины...