Борис Левандовский - Донор для покойника

Когда результат анонимного теста оказался положительным, Герман первой минуты не почувствовал ничего, как был к этому готов. Ни страха, ни паники.

Все получилось ужасно глупо, начиная от самого замысла сделать этот анализ. У него не было (и не могло быть!) Причин подозревать, что он подхватил что-то подобное. Просто в один прекрасный день (как правило, именно в такие прекрасные дни и начинаются особенно БОЛЬШИЕ неприятности) что-то стрельнуло в голову. Возможно, очередной порыв лишний раз убедиться в том, в чем абсолютно уверен.

И только через неделю, когда повторный анализ подтвердил положительную реакцию, Герман вдруг почувствовал, что мир для него перевернулся, мелькая черепашьими лапками…

Вернувшись с результатом второго теста, Герман осмотрел пристальным взглядом свою холостяцкую пристанище, которым последние два года ему служила просторная пятикомнатная квартира; она, в полном смысле, не только намекала, но и заявляла во весь голос любому посетителю о социальном, финансовом и другое благополучия своего владельца. Как на каждой стене красовалось аршинными буквами рельефное лозунг-утверждение: «ДА ЖИВУТ преуспевающий бизнесмен».

Однако первая попавшаяся минимально знакомый женщина уже через секунду почувствовала бы среди этого праздника материальных благ скрытую не так уж и глубоко простую истину: здешний хозяин самом деле очень далек от личного благополучия. Казалось, эта истина витала в самой атмосфере дорогих и со вкусом меблированных комнат, тихо шептала из темных углов поздними вечерами и смотрела на вас вашим же мрачным взглядом из всех зеркал в доме. То единственное неблагополучия, способно лишить смысла все остальное.

Одиночество.

Как старая хроническая болезнь с привычными симптомами, как легкий слой пыли, сводит на нет блеск любой роскоши и заставляет внести небольшую, но существенную поправку в лозунг-призрак на стенах:

«Так живут ОДИНОКИ преуспевающие бизнесмены».

Взгляд Германа бродил по квартире в поисках особых (и только теперь заметных) метаморфоз в обстановке, ее деталях.

А почему, собственно, то должно было измениться? — саркастически заметил крошечный наблюдатель в его голове — Независимый Эксперт — та грань нашего сознания, зачастую выводит нас из себя.

Правильно, вирус гнездился в нем и вчера, и неделю назад (здесь несчастлив тест не играл, конечно же, никакой роковой роли), и, возможно, живет в его организме уже не первый год. Просто он не знал. До сегодня. Циничная, но неприступная логика. Однако Герман усилием воли заставил заткнуться мерзкий голос Независимого Эксперта 3 Всех Вопросов, медленно прошел в гостиную и остановился посреди комнаты.

Его взгляд продолжал искать.

«Может, вы знали? — мысленно обратился он к вещам. — Знали и…»

«Это глупо!..» — пискляво встрял Независимый Эксперт, и сам Герман сразу бросил его в темный и глубокий подвал подсознания. Теперь он, кажется, отцепился надолго.

«… и молчали…»

Кстати таили ответ в волнующей воображение немой тишине.

Хотя… Кто сверлил Германа насмешливым взглядом со стены. Откуда слева. Он обернулся и увидел собственный фотопортрет, сделанный еще в школьные годы. Мальчик, казалось, скривил губы в лукавой улыбке:

«А я с самого начала знал».

Его глаза действительно улыбались.

— Ну, и когда же это случилось? И, главное, КАК? — фыркнул Герман.

Казалось, мальчишка едва прикрыл один глаз. Из-под лацкана синего школьного пиджачка выглядывал загнутый кончик пионерского галстука. Фотограф явно перестарался с насыщением цвета, и это было похоже на выдвинутый ярко-красный язык фантастического существа с второсортного фильма ужасов.

«Какая разница? Это не важно…»

— Это важно! — Герман почувствовал, что, хоть это и глупо, но он по-настоящему начинает злиться.

«Не важно…»

— А для меня…

«Хорошо, — взгляд мальчишки стал снисходительнее. — И что же тебе принципиальнее: КОГДА или КАК?»

О! Он еще и выбирать должен?!

— Как! Однозначно — КАК!

Герман почти услышал, как мальчишка чуть не поперхнулся едким смехом:

«Ха! Во всяком случае, не так, как у всех, по крайней мере не так, как в большинстве. Не так!»

— На что ты намекаешь?

«Не заводись, тебе лучше знать», — улыбнулся двенадцатилетний Гера.

— Ты!.. — Герман осекся. Его мысленный собеседник был единственным, кроме Господа Бога, от кого невозможно было скрыть тот факт, что, несмотря на все отчаянные усилия, личная жизнь Германа никак не желает налаживаться. И хотя девственность Герман потерял еще в шестнадцать, с тех пор и до нынешних тридцати не был с женщиной ни разу. За исключением, пожалуй, единственного случая, когда год назад он наконец решился испытать удачу в обществе дорогой проститутки. И (как того и следовало ожидать, не без помощи вездесущего внутреннего Эксперта) оконфузился, как неопытный, перегорел от волнения мальчик. Иногда, подшучивая над собой по этому поводу, Герман думал, что при попытке распутать узел его проблем сломал бы ногу не только черт, а даже добрый старый Фрейд.

Итак, чего он хочет, несмотря на давний школьный портрет? Неужели он настолько выбит из колеи, что уже не способен осознать элементарного факта — перед ним только кусок простого старого фотобумаги, наклеенной на простой и не менее старый картон?

«Именно так — дурак!» — донесся из бесконечного дали мальчишеский голос.

Если в ситуации Германа уместно употребить слово покой, то он наступил уже через несколько дней. Хотя, скорее, это был тот притупленный апатичное состояние, когда пик эмоций достигает своего естественного предела и психика ставит, наконец, барьер, порождает ту самую иллюзию покоя.

В какие-то моменты Герман понимал, что продолжает негласный поиск ответов на «когда» и «как».

Мысли о возможном лечении наведывались реже; зная, что его, как такового, не существует, он не строил оптимистических планов на будущее. Воспринимал ВИЧ как бомбу замедленного действия, с непредсказуемым и необратимым механизмом, готовым сработать в любой момент (о чем редко отзывался писклявый дальний голосок вечно трезвого в своих суждениях Эксперта). Вопрос только в сроках: завтра или через года (разумеется, в пределах ближайшего десятилетия, или, скорее, пяти-летию). Но это обязательно произойдет — болезнь взорвется. Невидимая стрелка уже бежит делениями его жизни, на финише — …

С самого начала Герман твердо решил никого не вводить в курс дела. Мнение прожить последние месяцы или годы в роли изгоя (относительно нормальные месяцы или годы), которому, возможно, для отвода глаз сочувствовать, но одновременно обходить как прокаженного, казалась ему малопривлекательной.