Борис Левандовский - Донор для покойника

Двери тонко скрипнула на ржавых навесах, мальчик обернулся — и снова досада. Его терпение лопнуло: если его друг сейчас не получится — он сам отправится туда и узнает, наконец, что там происходит.

Вообще-то, он давно уже это сделал, но боялся неприятностей, которые может повлечь за собой такой шаг. В мае он едва не разнес мячом стекло на дверях этого фотосалона. К счастью, стекло не разбилось, а только треснуло, и через три секунды из салона выскочил злющий фотограф, от которого он едва убежал.

После всех этих воспоминаний желание заходить внутрь пропало.

Он вспомнил фотографа. Глаза у него тогда были просто бешеные…

А может… — предположил мальчик (и, несмотря на жаркую погоду, вдруг почувствовал холодок по спине) — может, фотограф — маньяк, охотящийся на детей. Или людоед. Хитрый людоед под маской радушного хозяина фотосалона. И никто этого даже не подозревает! Разве взрослые могут что-то заметить или догадаться? Нет, конечно. А он тем временем спокойно похищает детей и, облизывая длинным языком свои острые зубы, улыбается: «Вы никогда меня не поймаете, никогда не догадаетесь, я умнее, чем вы…» Он обрабатывает детские тела у себя в каморке или в фотолаборатории (ведь там темно, и кроме него туда никто не заходит, вот!) маленькой кухонным топориком, а потом… Нет, еще, пожалуй, он все это фотографирует (ну да, конечно, он же фотограф!). Боже, неужели его друг сейчас умирает (или уже мертвый!), А он стоит здесь и просто… Ведь тот даже не догадывается, что фотограф… каннибал, как говорил его отец. Заманил доверчивого мальчика в темную лабораторию. Там, в тусклой кроваво-молочной мгле от фотолихтаря свисают с потолка змеи негативных пленок, извиваясь, словно живые. «Хочешь посмотреть, как я это делаю?» — льстивым голосом спрашивает фотограф. И пока ребенок удивленно рассматривает различные хитрые приспособления, он тихо крадется к столу и выдвигает ящик. Его глаза ярко блестят тем же светом, и фотолихтар; по уголкам рта начинает течь слюна. Он облизывает острые, как у акулы, зубы и продолжает улыбаться. Затем достает из ящика свою любимую топорик, тихо приближается сзади к… (его друга!)… И!..

Двери протяжно заскрипела.

Мальчишка обернулся и облегченно выдохнул:

— Ну, наконец-то! А я уже думал…

Геру заметно покачивало, его лицо было бледным, словно покрыто слоем воска; в руках болтался небрежно скомканный школьный пиджак.

— Ну и вид у тебя. Сколько мне здесь торчать? Скоро корни пущу!

— Только не ной. Мне было хуже, — хрипло проговорил Гера.

Выглядел он ужасно.

— Это… фотограф? — глаза вторая расширились. Но что-то ему подсказывало, что фотограф все-таки здесь ни к чему.

— Что? Да нет… — Гера отмахнулся свободной рукой. — Меня почему-то стошнило. Пришлось посидеть. А фотограф так испугался, что уже хотел вызвать «скорую». Вообще, хороший дядя. Зря ты ему тогда стекло разбил. Воды мне дал, — Гера взыскал с шеи пионерский галстук и засунул в карман.

Вспомнил при этом родителей, настояли сделать портрет на память. «Геро! Как ты не понимаешь, это же останется на годы», — говорила мать. «Я до сих пор жалею, что не сделал фото в твоем возрасте, — поддерживал ее отец».

И вот, летние каникулы еще не закончились, а он должен натягивать, как идиот, школьную форму и сунуть в какой фотосалон (только бы не встретить по дороге знакомых!), К тому же, в такую ​​духоту!

Друзья поплелись по улице.

— Может, это из-за жары? — предположил товарищ.

— Нет, не из-за жары, — Гера покачал головой — не из-за жары, это нечто другое.

Друг настороженно посмотрел на него

— Расскажешь?

— Когда придем, — ответил Гера.

Они пролезли через дыру в заборе на территорию детского сада. Игровая площадка была пуста; в доме, который стоял неподалеку от качелей, похоже, также никого, кроме сторожа не было. Ребята пересекли площадку, направляясь в сторону маленького домика-теремка, спрятавшийся в тени высокой обширной тополя.

Приблизившись, они друг за другом влезли внутрь почти игрушечной здания.

Выпрямиться в полный рост здесь было невозможно, зато сидеть — удобно и уютно. С окошек лился свет, жары не ощущалось. Летом мальчишки приходили сюда часто.

Гера смотрел себе под ноги, а его друг вынул из кармана две помятые сигареты «Космос», которые он украл из отцовской пачки, и подал одну Гэри. Ребята неумело закурили, сдерживая кашель: кто не удержится — тот слабак.

— Что же произошло в фотосалоне? — доверительно спросил Геру товарищ.

— Это объектив… Все через него. Туда смотришь… Словно взгляд в будущее. Понимаешь?

Друг несколько разочарованно пожал плечами.

Гера потянул несколько раз носом и закашлялся.

— Ты не переживай так, — товарищ похлопал его по колену. — Тебе же уже легче. Это все глупости.

Гера покачал головой:

— Нет, не глупости — это… было.

— Было — что?

— Понимаешь, короткое щелчок… возникает глаз диафрагмы. Оно расширяется. Я это видел. Кажется, что этого быть не может, но я видел — оно расширялось очень медленно. А потом мне показалось, что я куда-то перемещаюсь. Вроде что-то происходит и со мной, и со временем. Мне показалось, что я…

Гера взволнованно затянулся сигаретой.

— … что я очень долго был в другом месте.

— Что что? — недоверчиво переспросил друг.

— Это как… не знаю… это что-то странное. Иногда у меня уже появлялось такое ощущение, когда я фотографировался раньше. Но не надолго как сегодня…

— не фотографируйся тогда больше, вот и все.

Гера посмотрел на товарища так, как будто перед ним сидел самый большой в мире дурак.

— Блин! — разве об этом речь?

Он сплюнул на пол.

— Понимаешь, было такое ощущение, словно кучу лет ты висишь на какой стене и смотришь, смотришь, смотришь… И это продолжается очень долго — десятилетиями. А потом, когда все закончилось, меня стошнило.

— Ну, и где же ты был?

Гера не мог определить: смеется его друг или говорит серьезно. Он почесал за ухом и продолжил.

— Ну, если щелчок аппарата прекращается, — не знаю, это трудно объяснить словами. В общем, ты словно возвращаешься назад и все забываешь.

— Что забываешь?

— Черт! — годы!

— То, что ты висел где-то в будущем какой-то стене?

— Дошло наконец, — раздраженно выдохнул Гера.

— А может, ты валялся в старом альбоме? — продолжал друг. В уголках его глаз танцевали чертики.

— В альбоме? — Гера секунду подумал. — Нет, на стене. Точно. И фото должно быть на портрет.

— Значит, ты хочешь сказать…

Гера быстро закивал головой.

— А может, это все из-фотографа? Даже тебе он кажется странным. А я думаю, что он вообще ненормальный. А что, если он — кан-н-нибалы, — последнее слово друг Геры уже прошептал.