Сергей Чилая - Донор

- А это че у тебя под мышкой, чувак?

Я принялся судорожно развязывать неподдающиеся тесемки мешка.

- Не дыбай шнифтами! Дай сюда! - Парень вырвал мешок и, покопавшись в карманах брюк, достал финку. Я понял, что теряю сознание, и хотел заорать на всю Лиговку, прежде чем в меня воткнут нож, но не смог издать и звука.

Мужик между тем вспорол мешок и вытащил саксофон, который в слабом свете редких фонарей засветился тусклым свинцовым блеском.

- Лабух что ли? - удивленно спросил он. - А трекал, что студент... Или мудло трясешь?!

У меня вдруг что-то произошло с голосовыми связками и, совершенно не заикаясь, быстро и четко я выпалил этим людям всю историю сегодняшнего вечера.

- Тогда не лимонь понты, взлабай! - согласился кто-то из них.

Я вставил трость в загубник и поднес инструмент к губам.

- Что вам сыграть? - Спросил я, а пальцы и губы стали привычно нащупывать первые джазовые каденции.

- Сыграй че хошь.

"Джо Сэмпл им понравится, - подумал я. - Не Мурку же дуть в тенор-саксофон на ночной Лиговке."

Я начал импровизировать на тему "Free Yourself", мучительно вспоминая, кто сказал, что блюз - это когда хорошему человеку плохо.

- Ладно! Хватит! - Распорядился мужчина, который до сих пор молчал. Где живешь?

- У П-п-пяти Уг-г-глов, н-н-на З-з-загородном...

- Забашляй ему, Егор! - распорядился молчаливый. - Стопорни тачку. Пусть канает... Без него головняк.

Подошла машина. Кто-то сунул мне в руку деньги. Ошалевший от счастья, я, вновь с трудом продираясь сквозь спазмы, сумел выговорить:

- Х-хочу пригласить вас всех к себе д-домой на ужин... на завтрак п-прямо с-сейчас. Б-бабушка б-будет р-рада... она ж-ждет...

- Не кроши батон, лабух! Вали! - Подвел кто-то итог встречи и толкнул меня в машину, и я, счастливый, зажав саксофон между колен, принялся излагать шоферу историю своего спасения.

- Говори, куда Витюна дел, сука? - раздраженный голос вернул его в сегодняшнюю действительность. Парень-гигант двинулся на БД.

- М-мальчики! Какой Витюн? - БД медленно возвращался из Ленинграда пятидесятых в рижское предместье девяностых.

Гигант не стал продолжать дискуссию и без предупреждения направил кулак в лицо, норовя вколотить очки прямо в глазницы. БД с трудом увернулся и посмотрел на остальных. Те молча наблюдали.

- Боюсь, вы ошиблись! - затянул он, обращаясь к грузину, невысокому худому мужичку средних лет в огромной фуражке. - Я долго жил в Тбилиси. Мы почти земляки с вами.

Неожиданный боковой удар парня-гиганта достиг цели. Все засверкало и закружилось. БД поднес руку к лицу, чтобы убедиться, что мелкие кусочки стекол от очков действительно застряли в коже, и заметил, как отошел в сторону почти интеллигентный мужчина в темных очках и шерстяной шапочке, и тут же получил второй удар. Кулак попал в нос, и вместе с резкой болью он почувствовал, как мучительно зачесалась набухающая слизистая носовых ходов. Рот наполнился соленым и горячим.

От жалости к себе сердце БД стучало уже где-то в горле, мешая дышать, а настойчивый великан опять молча шел на него. Он напрягся, поджидая парня и, когда тот приблизился, неожиданно резко повернулся на одной ноге и, набирая скорость вращения, поднял другую, чтобы нанести удар в лицо. Он не рассчитал роста парня, и нога попала тому куда-то в плечо.

"Какого черта я вмешался в их драку на остановке? - Мелькнула запоздалая мысль, пока он поднимался с асфальта. - Стилистически очень плохо поставленный спектакль абсурда. Интересно, кто этот сукин сын режиссер, который должен умереть в актере, как любил говорить Немирович-Данченко? А если я не тот человек, кто занят в спектакле и собирается достойно украсить его собой?"

Но тут до него дошло, что спектакль выстроен не режиссером-самоучкой и что парни действуют строго в соответствии со сценарием и в пьесе этой он главное действующее лицо...

- Батоно Бориа! - Услышал он вдруг спокойный голос грузина в фуражке, похожей на поднос. - Знаиш, за что тэбиа бют, дарагой? Знаиш, знаиш!

БД удивленно молчал, а голос продолжал вещать с раздражающим спокойствием, будто никто вокруг и не помышлял избивать его:

- Па-харошему нэ хатэл, па-плахому палучылас... Сколко тибэ званилы-званилы, дэнги предлагалы, дэвушэк, хату... Тэпер бэри вэшички. Растов эхат нада. Тэбиа ждут. Паработаиш там нэмнога с органами, патом атпустиат...

БД никогда не предполагал, что ярость может быть такой неистовой, гасящей врожденные рефлексы самозащиты. Забыв о страхе и боле, он двинулся на ненавистный голос, стремясь поскорее добраться до фуражки-подноса, не обращаая внимания на сыплющиеся удары... Он успел вцепиться в фуражкино горло, но чей-то мощный кулак остановил его и опрокинул на землю. Он перестал видеть. Нос отчаянно чесался. Он прикоснулся к лицу: руки, сразу став липкими от крови, не находили привычных очертаний.

- Атверка пад сыдэным, Касой. Толка астарожна, друг. Савсэм не убэй! Донеслось до него.

"Пожалуй, Немирович был неправ: режиссер, поставивший этот ужасный спектакль прямо на мокром асфальте, останется жить, а мне, как актеру, придется умереть в главном герое, - медленно размышлял БД. - Грязные свиньи! Значит они не расстались с идеей заставить меня потрошить людей. Теперь силой. Столько лет прошло. Зачем я им такой старый и бездарный, и как они нашли меня?" - Он увидел, что лежит на земле, как тот парень возле урны на автобусной остановке, не реагируя на удары и не защищая лицо.

"В каждого, в вас тоже, джентльмены, - думал он, вслушиваясь в глухой стук чужих башмаков о собственное тело и почти не чувствуя боли, - Господь заложил задатки художника, музыканта, писателя и даже ученого-естествоиспытателя. Чехов писал: чем выше в своем умственном и нравственном развитии человек, тем он свободнее, тем глубже и насыщеннее событиями его жизнь и тем большее удовольствие она ему доставляет... Как мне сейчас... - Он сумел улыбнуться. Услышав хруст, определил умело: - Похоже, ломаются кости лицевого скелета, - и тут же почувствовал, как тупой предмет с трудом продирается сквозь брюшную стенку, обжигая внутренности, и останавливается в подпеченочном пространстве тяжелым горячим булыжником.

- Хватит, мальчики! - донесся до него чей-то интеллигентный окрик и, теряя сознание, услышал он вечные строчки из "Послания к Коринфянам": "Ибо знаем, что, если земной наш дом будет разрушен, мы имеем строение от Бога, дом нерукотворенный, вечный на небесах...".

БД все больше отдалялся от места на мокром асфальте в Рижском предместье, где осталось лежать его тело. Теперь он плыл кролем по быстрой четвертой дорожке бассейна у "Трех Углов" в Ленинграде, выступая за сборную курса. Болеть за него пришел почти весь Первый Мед и все они орали сверху:

- Бэрэлэ! Бэрэлэ! Рыжий! Рыжий!