Дмитрий Григорьев - Господин Ветер

— Крис, очнись. Что с тобой? О чем ты думаешь?

— О том, что мне не нужна кислота. Как, впрочем, и трава…

Наконец, они миновали последние строения и вышли в степь. Ровное темное тело земли и дорога — серая полоса, упирающаяся в еле видимую линию горизонта. Проходящие по трассе машины обдавали фигуры путников светом и ветром, и хотя Крис еще задолго до приближения автомобиля начинал подпрыгивать и даже размахивать фонариком, никто не останавливался.

— Без мазы, — сказала Галка, — Пойдем спать. Заодно и арбуз схаваем.

Они долго продирались сквозь окаймляющий дорогу невысокий кустарник, затем долго искали ровное неколючее место, чтобы расстелить полиэтилен, затем Галка светила фонарем, а Крис разбирал рюкзак, затем они зажигали и устанавливали на камень свечу, затем, наконец, сели рядом друг с другом, и Крис принялся разделывать арбуз.

— Смотри, — сказала Галка, — свеча горит, а ни одного мотылька.

— Осень уже. Летают только листья.

«Да здесь и этих нет», — отметил он про себя.

— Спелый какой. При свече совсем черный. — Галка взяла двумя пальцами ломтик.

— Арбузы хорошо есть по другому. Так, чтобы всей рожей вгрызаться в красную мякоть, ам-ням. — Крис попытался изобразить, как он это делал бы. — Но главное в этом — другая обстановка: жарища, голые мужики, гора арбузов, сладкий сок, текущий по волосатой груди. А ты, — теперь выражение его лица стало пародийно-брезгливым, — пальчиками, аккуратненько, словно какой-нибудь аристократ: «хрум-хрум».

Крис вспомнил, как он сидел на хвосте у каких-то астраханских студентов и те бросали арбузы в реку, чтобы проверить на спелость — незрелые были тяжелее и глубже уходили под воду.

На смену этим воспоминаниям пришла Бухара, городской парк и, неподалеку от усыпальницы Самонидов, чайхана, где всегда тень, неторопливый разговор, и плов, — Крис проводил там каждый день и на вторую неделю уже знал всех завсегдатаев.

Однажды в чайхану зашел человек с длинным лицом и густыми бровями, узбек, совершенно непохожий на узбека, он принес хозяину арбузы, и с одним из них подсел к достархану Криса.

— Для гостя, — пояснил он, — лучший.

Он сжал арбуз с двух сторон ладонями и сделал еле заметное движение. Зеленая корка хрустнула и когда незнакомец разъединил ладони — в одной руке оказалась полупустая чаша, а в другой — такая же чаша с горой ярко-красной мякоти. Он отложил полупустую половину на достархан, вырывал освободившейся рукой красную сердцевину и протянул Крису — на, ешь, красное сердце в черной руке. Крис переместил воспоминание: такой же хороший день, и тот же достархан, только теперь напротив сидел местный священник: седая длинная борода, чалма на голове, очки в позолоченной оправе…

«О чем мы говорили… Да, о суфиях, о суфиях в стране неверных, ведь, мы, христиане, с вашей точки зрения неверные, и мусульманская угроза…»

— Нет, уважаемый, нет, — священник хитро улыбался, — вы, христиане, верите в пророка Иссу, и это уже хорошо. Вы лишь заблуждающиеся, заблудившиеся на пути к Богу, а вовсе не неверные. Неверные — это язычники и атеисты.

— Я больше не хочу. — Пока Крис сидел в чайхане, Галка успела съесть несколько кусков. — Давай оставим на завтра.

— А я вспомнил Бухару. Там был чувак, который руками разрывал арбузы.

— Надо чем-то накрыть. Могут муравьи залезть.

— Да вроде здесь и муравьев нет.

— Муравьи везде есть. А вот вода?

— Полная фляга. — Крис протянул Галке фляжку.

— Ого, вся какая-то пупырчатая.

— Это особая история. Умоешься расскажу.

Фляжка у Кристофера была знатная — армейская, алюминиевая, вся измятая. Вмятины объяснялись одним прошлогодним приключением. Однажды летом Крис как-то решил съездить на дачу Сереги Князя, затерянную в глухих вологодских лесах. Кристофер добирался стопом и лишь к ночи приехал в поселок, от которого до деревни Князя оставалось около двадцати километров. И, не дожидаясь попуток, отправился к Князю пешком. Низкие облака висели над дорогой и тьма стояла такая, что хоть глаз выколи. «Вот уж сравнение, — подумал тогда Крис, — кому и зачем выкалывать глаза посреди этой тьмы».

Он прошел уже большую часть пути, как вдруг, впереди, в нескольких метрах от Кристофера, раздался рев, причем настолько резкий, что Крис даже не успел испугаться: страх пришел после, вместе со звуком копыт.

Ему вспомнились рассказы о лосях, однажды подстреленных и после этого агрессивных по отношению к человеку, о кабанах, бесстрашно охраняющих молодняк от любого, кто покажется им врагом, о прочих опасных лесных обитателях, и Крис спешно ретировался.

«Надо попробовать спугнуть». Крис взял камень, вылил воду из фляги, и, придерживая ее за цепочку на горлышке принялся отстукивать ритм. Получилось громко и звонко. А для усиления эффекта и поддержания собственного боевого духа Крис еще и запел. Как ни странно, в голову первой пришла матерная частушка:

На этих словах снова раздалось фырчанье. Зверь не то, что не испугался — он наступал. И Крис, продолжая отстукивать камнем по фляге, позорно бежал на холм. Лишь через два часа, на рассвете он увидел зверя — им оказался обыкновенный конь. Как потом объяснил Князь, этот конь — этакий Неуловимый Джо: никому, кроме хозяина, не дается, и увести его невозможно, а в распадке стоит, ибо там ветерок, который сдувает всяких комаров и мошек.

А от ударов камня вся фляга покрылась мелкими вмятинами словно кто-то долго и упорно пытался разжевать ее.

Галка вернулась и легла на расстеленный спальник.

— Ты хотел что-то рассказать.

— Про флягу. Но это неинтересно. Давай лучше сказку. Я тебе обещал по вечерам сказки рассказывать… Только руки вымою. Липкие.

— Сказки рассказывают с чистыми руками, горячим сердцем и… — Галка рассмеялась.

— Сказки рассказывают лежа на спине и глядя в небо.

— «И державе своей под вагонную тряску, сочиняет король угомонную сказку». — Начал Крис. — О чем сударыня, вы хотите услышать.

Галка ответила не поворачиваясь к нему, тоже в небо:

— Придумай сказку о верблюде… который хотел залезть на облако.

— Ну, это не то что просто, это очень просто. Один верблюд хотел залезть на облако. Это, кстати, сударыня, ничуть не проще, чем, скажем, пройти сквозь игольное ушко. Ты видела по дороге вдоль трассы мертвых верблюдов. Думаешь, их сбила машина?

— Фу, — сказала Галка.

— Это особенные верблюды. Никто их не сбивал. Они просто упали с неба. Объевшись облаков. Ибо верблюда хлебом не корми, дай только облако сожрать. Ты посмотри какие у них раздутые животы.