Дмитрий Григорьев - Господин Ветер

«Охотник за вниманием, блин», — подумал Крис. Он вспомнил весенние телеги своего приятеля Яна: «Мы все — охотники за вниманием, — говорил тот, — любим ловить чужое внимание своими рассказами о себе и своем окружении. Это своего рода вампиризм… Рассказчик выговаривается, и качает твою энергию. В обмен на пустые слова». «А концерты?» — спросил тогда Крис. «Ну, концерты совсем другое дело». После этого, через несколько месяцев у Криса появилась песня «охотник за вниманием».

Однако, «охотник за вниманием» остановил словоизвержение и посмотрел на Криса:

— Рассказывай.

— Ну вот, до Ебурга доехали мы с Галкой, значит, вполне нормально. А потом. Ты знаешь Катерин…

— Художницу? — спросил Дэгэ.

— Ну да, розовую.

Дэгэ кивнул и Крис продолжил.

— Так вот, она из окна выпрыгнула…

Крис рассказывал историю своего путешествия больше часа: он вспоминал гораздо больше, чем проговаривал, но раскладывая путешествие по полочкам под названием слова, он вдруг начинал выявлять все больше тайных связей между событиями и «снами», он мысленно ставил слово «сны» в кавычки, ибо по прежнему некая часть Криса, не разум, не сердце (эти-то давно признали равноправие этой и той реальности), желала разделять по типу: это — сновидение, а это — действительность. «Ты разделяешь, поскольку сам разделен. Будь наконец цельным. Ведь иногда же тебе, то есть, мне это удается».

— И теперь надо идти в ментовку, паспорт восстанавливать. Не знаю, что им и сказать.

— Скажи, в Самаре потерял. — Дэгэ на мгновенье задумался. — Заявление написать заставят.

— Когда к ним обращаешься, — сказал Пит, — они помогают.

— Раньше менты злей были, — добавил Дэгэ, — дотошней.

— А тут у меня в кармане при шмоне обнаружили коробку транков, — начал рассказывать Пит, но Вовка его перебил.

— Транки это не наркотики.

— Не наркотики, но все же. Взяли, осмотрели, коробку вернули. Лекарства, говорят, не в нашей компетенции.

— Да, теперь менты человечнее стали. — Вовка Блюзмен смотрел в чашку чая, словно увидел в ней нечто необычное. — И винтилова меньше. Если идут на разговор, считай, отмазался. Я как-то в Летнем саду сижу… Уже после закрытия. Подходят двое, документы берут. «А знаете, — говорят, — что вы сразу два закона нарушили. Первый, о том, что в Питере без вида на жительство не можете находиться, а второй, что находитесь на охраняемой территории государственного памятника». То есть, чуть ли не в Эрмитаж забрался, чтобы картину украсть…

Вовка рассмеялся, сделал глоток и продолжил.

— А меня тут на телегу растащило, что, дескать, земля, она общая, а почему же нет равноправия, почему в одном месте можно сидеть, а в другом нельзя, а я может, специально приехал на скамейке посидеть, Летним садом полюбоваться. Ну, мент сидит, сидит, протокол составляет, а я гоню и гоню. Наконец он дописал, посмотрел вот так, — Вовка изобразил взгляд мента полный тоски и безнадежности, — и порвал… «Иди, — говорит, — с Богом». А потом, когда я уже в дверях их конторки был, крикнул мне в спину: «Только все равно, все это демагогия!»

— А нас один раз с другом вообще смешно взяли, — неспешно произнес Дэгэ, и Крис понял, что этот рассказ затянется надолго.

«Все его повествования подобны здешнему дождю, — подумал Крис, — моросит, моросит и никак не кончается».

— Правда, давно это было, — продолжил Дэгэ. — Пошли мы к приятелю в гости с моим другом Коляном. Ну, а нашего одноклассника дома не оказалось. А этот одноклассник в новостройках на Ваське тогда жил. Ну вот, пришли мы туда, а у нас в запасе бутылочка портвешку. Сеня говорит, что слово портвешок они с Костей Зверем придумали, но я уверен, это не так, портвешок слово народное, ласковое. Сели, значит, на крышу. — Слово «портвешок» спровоцировало какие-то народные нотки в интонации Дэгэ. — Любуемся ночным городом, выпили. Значит, пришло время спускаться. Тут Коляну отлить вздумалось. Сначала он хотел с крыши, но я его не пустил, тогда он пошел вниз, на чердак. А там торчат вентиляционные трубы. И слышны сквозь них все разговоры на кухнях, все запахи. Ну, он увидел, послушал чуть-чуть, а затем туда и отлил. А дальше, пока я тормозил, он где-то нашел ведро с водой и вылил туда. «Спустить, — говорит, — за собой надо». А на лестнице нас встретили мужики с дубинами — у них из решеток для вентиляции вода потекла. И пока ментовка не приехала, нас не выпускали.

Дальше началось. Колян, пока мы в машине ехали, протрезвел окончательно, смотрю сидит весь, красный и в кармане какую-то бумагу мнет. А мне смешно. Привезли нас в отделение, ну мы рассказали, дескать к другу шли, в такой-то квартире живет, дома не оказалось, полезли на крышу — ждать, обратно спускались, ведро случайно задели, оно на трубе стояло, вот и вода из решеток. Ну, они позвонили Колянову однокласснику, выяснили у родителей, что действительно живет такой-то, в такой-то квартире, мент гад, мной представился. А нас еще обыскали. У меня пачку колес от кашля нашли, с травой термопсиса, копеечных, совершенно безобидных. Фигня, не то что транки, — Дэгэ посмотрел на Пита, — так они специального человека вызвали. Я остался, на меня специальный протокол составляли, а Коляна почти сразу отпустили. А потом спрашиваю: «Что это ты в кармане рвал?» Оказывается, ментовские повестки. Он в дружине от универа был, тогда еще были такие дружины по охране общественного порядка, и из ментовского сейфа спер целую пачку повесток, заполнил на всех своих друзей и собирался разослать. Эдакий сюрприз.

— А менты?

— Менты не нашли. Во-первых, он разорвал, во-вторых, в подкладку засунул.

Крис вышел из кухни комнату — место чистое от людей и разговоров, потому что туда отправили спать Нику, и она уже лежала в постели, играя с разноцветным меховым ежиком.

Постелью назывался пружинный матрас без ножек, их у Дэгэ было три: днем, сложенные друг на друга, они служили диваном, а вечером становились тремя полуторными кроватями. Интерьер комнаты Дэгэ, как и саидовской в Алма-Ате, был весьма лаконичен: кроме этих матрасов, телевизора на каталке и ковра, мебели не было. Все шкафы были встроены в дальнюю от окна стену. На одной из стен висели картины — какие-то акварельные пейзажи, натюрморт со светящимися яблоками и восточным кувшином, выполненный крупными масляными мазками, и весьма забавный рисунок с тремя фигурами под названием «Собиратели хвороста».

На длинной стене даже разнородные работы не мешали друг другу. Другая стена была вообще пустой. А третью целиком занимало окно и дверь на лоджию.

— Ты еще не спишь? — спросил Крис.

— Еще рано. Никто не спит.

— Так это взрослые. Дети уже спят.

— Ты сказки умеешь рассказывать? — Ника хитро посмотрела на Криса.