Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

«Лекарство есть от всего, кроме смерти». Слова пришли сами собой, он только никак не мог вспомнить, что это — известный афоризм или его собственная мысль. Что-то в этом духе ему однажды сказала Триш — она сидела, поджав ноги, на его кровати в комнатушке для прислуги однажды воскресным днем, вскоре после того, как они познакомились. (Кто-то там теперь обитает? Кто наследовал эту кровать с провисшей сеткой и жестким тюфяком и гардероб, нижний ящик которого нужно как следует поддать ногой, чтобы задвинуть? Интересно, есть ли у него тоже девушка, у этого неизвестного? Девушка, которая читает стихи с таким трепетным волнением, как будто берет их в руки — словно хлеб насущный, свежий и еще горячий, с хрустящей корочкой?) Она была в спортивных брюках в обтяжку и алой кофточке с широкими рукавами и… Нет больше решительно ничего, что связывало бы их друг с другом…

Он повернулся к следующей койке. Слава богу, всего-навсего варикозное расширение вен. Слишком часто рожает. Запоры. Излишне тучна. Излишне глупа, надо думать.

Выписав все бесчисленные направления — на рентген, анализ крови, биохимическую и предоперационную профилактику, — Деон направился в кабинет дежурного врача. Он устал и был подавлен — и слезами этой миссис Мейлан, и внезапно нахлынувшими воспоминаниями о Триш. Самое лучшее сейчас — хоть ненадолго бы выбраться из больницы. У Хеймиша сегодня вечеринка. Он, собственно, не собирался туда, хотя вечер у него был свободный, хотел просто выспаться. А может, стоило бы пойти? Ему нужна разрядка, а у Хеймиша Дентона всегда можно найти то, что нужно.

В кабинете дежурного врача был только Филипп Дэвидс — он сидел за столом и писал письмо.

— Привет, Филипп. Целую вечность тебя не видел, — бросил Деон, переходя на «ты».

Он налил себе кофе, перелистал вечернюю газету, лежавшую раскрытой в кресле, пробежал взглядом заголовки.

— Привет, Деон. Да, они здесь все время находят, чем нас занять.

— Ja. Ничего не поделаешь. Четыре месяца оттрубили, осталось еще восемь. А ты все-таки не надумал махнуть за границу? Никак не решишься?

— Нет еще, то есть не совсем. Скорей всего, поеду.

— Надо быть дураком, чтобы отказаться.

Деон, держа в руке чашку, подошел к доске с расписанием и стал его изучать. Выругался. Филипп вопросительно посмотрел на него.

— Нет, ты только посмотри: снова поставили на Скорую! Я же дежурил прошлую неделю и полагал, что имею право хоть на один свободный вечер.

— Джерри заболел, и его некем заменить.

Деон снова пробежал глазами расписание дежурств.

— Ja, вижу. И все-таки. — В голосе его звучало нечто большее, чем просто неудовольствие и раздражение. — Могли бы хоть предупредить.

— А ты запланировал что-нибудь важное?

— Ну, как сказать. На вечеринку собирался, за город. Это важно? — с вызовом бросил он.

Филипп мгновение думал.

— Слушай, так ты и поезжай. Я все равно дежурю, а сегодня все складывается на редкость спокойно. Я помогу в Скорой помощи, а если что — позвоню тебе.

— Это ты чертовски здорово придумал. Тут одна только загвоздка: я не знаю, есть ли у этого малого телефон. Впрочем, посмотрю сейчас в телефонной книге.

Он нашел телефонную книгу и принялся лихорадочно ее листать. Дентон, Хеймиш Р. — Марина, 10. Адрес Хеймиша в Клифтоне. Но по счастью, тут же значился и телефон его загородного дома.

— Есть! У него есть телефон. Я тебе запишу номер, ладно?

— Конечно, на всякий случай.

— О'кей, Филипп. И большое тебе спасибо.

— Не за что. Желаю хорошо повеселиться.

И Филипп снова принялся писать письмо, давая понять, что разговор окончен.

Вечеринка, когда Деон добрался до Хаут-бей, была в самом разгаре. Еще подъезжая к коттеджу, построенному в старом стиле, он услышал звуки музыки — на всю округу гремели ударные.

Он остановил автомобиль среди чахлых кустов живой изгороди, пристроившись последним в ряду «триумфов» и «моррис-герейджей». Здесь явно собралась вся золотая молодежь. Он даже заколебался на мгновение и, прежде чем идти, постоял в тени, отбрасываемой редкими деревьями в эту лунную ночь, раздумывая, не вернуться ли в свою больницу. Музыка гремела монотонным боем, контрапунктом ей то вздымались, то опадали, как волны, другие звуки: жужжанье голосов, смех и время от времени — вскрики. Он их не сразу еще и «нагонит». Плюнуть на все это и укатить обратно?

Какого черта! Нечего тогда было пилить в такую даль. Он распрямил плечи и двинулся по неровной, в выбоинах, дорожке к дому.

Старый деревянный дом стоял на небольшом холме один, сам по себе, отделенный оврагом от остальных коттеджей, выстроившихся по краю обрыва. По-видимому, из-за этого оврага Хеймиш и поселился здесь, а не в дорогой квартире в городе, которую снимала для него матушка. Квартира всегда оставалась к его услугам, но жить он предпочитал в этом доме, потому что дом был изолирован, и это позволяло относительно безнаказанно устраивать самые невероятные сборища. Правда, время от времени, после особенно шумных съездов, кто-нибудь из соседей жаловался в полицию, и тогда производилась видимость облавы. Но в полиции Хеймиша знали (некоторое время он вынужден был работать на газету, когда матушка переживала один из приступов озабоченности его будущим: «ты-просто-не-смеешь-растрачивать-себя-по-мелочам-мой-мальчик», и единственное, что смог поручить ему отчаявшийся редактор отдела новостей, была полицейская хроника. Хеймишу поневоле пришлось общаться с полицией, и скоро он знал каждого полисмена от Саймонстауна до мыса Доброй Надежды, хотя не написал ни строки в отдел полицейской хроники. Через несколько месяцев миссис Дейтон потеряла к этому интерес, и Хеймиш расстался с газетой, к обоюдному удовольствию), и небольшой выпивки было достаточно, чтобы отправить заявившихся к нему полицейских восвояси с сознанием выполненного долга. Частенько они наведывались со скуки к Хеймишу на вечеринки и не дожидаясь жалоб.

Деон прошел темной лощинкой и поднялся на холм. Отсюда, если смотреть поверх кустарников, было видно море, очень гладкое и тихое, мягко освещенное луной. С этой стороны холм не был пологим, а резко обрывался, дальше шла темная линия валунов, и еще дальше, за ними, расстилалось море. Он остановился полюбоваться. Возможно, не только из-за этих вечеринок Хеймиш Дентон предпочитал жить в этом благословенном уголке.

Когда-то частокол из побеленных жердей окружал заброшенный сад, охраняя границу участка с одичавшей флорой. Но гости Хеймиша жгли иногда над обрывом костры и топливо брали из частокола, так что от изгороди почти ничего не осталось. Стояли только воротные столбы да сами створки ворот на них, теперь вовсе не нужные. На воротах — какой-то знак и надпись. Деон подошел поближе и прочел при лунном свете: «Вилла „Морской цирроз“».