Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

Они шли, весело хихикая. Деон и Филипп, в роли врачей, рассаживали их в ряд, приказывали снять рваные рубашонки, а потом по очереди осматривали.

Из ящиков была сооружена кушетка, точь-в-точь как в кабинете у врача, а Филипп смастерил стетоскоп из жестянки из-под гуталина и кусочков электрического шнура. Были у них и «хирургические» ножи, позаимствованные в шкафу на кухне. Но стоило кому-нибудь взять нож в руки, как девчонки сразу разбегались.

Запах чердачной пыли, сальной шерсти, овечьего навоза, пота и мешковины навсегда остался в памяти Деона ароматом первых мальчишеских попыток познать запретное.

Они знали, что делают плохо, решил он теперь, припоминая все это: едва обозначившиеся смуглые груди девочек в сумрачном свете чердака и свои собственные белые руки, исследующие секреты природы. Вернее, не знали, а просто чувствовали, что нарушают какие-то запреты. А то зачем бы они забирались играть в докторов на чердак, подальше от глаз взрослых? Но странное волнение, которое возбуждала эта игра, оставалось им непонятным. Эти игры раз и навсегда кончились в тот день, Когда отец зашел однажды в овечий сарай, услышал на чердаке смешки и тихонько поднялся посмотреть, что там происходит. Пожалуй, другой такой трепки отец ему ни раньше, ни позже не задавал. Филиппу и вовсе досталось дважды: от отца Деона ремнем тут же, на чердаке, да еще вечером от своего отца в хижине за айвовой аллеей.

— Нехороший ты человек! — сказал Филипп, укоризненно покачивая головой.

— Ты тоже не ангелочек.

— А знаешь что? — вдруг спросил Филипп уже серьезно. — По-моему, я тебе никогда не говорил, но только эта игра в докторов, которую ты придумал…

— Погоди-ка! Помнится, это была твоя идея.

— Ну, кто бы ее ни придумал, а именно она внушила мне мысль стать врачом. Я ведь хранил этот стетоскоп из жестянки от сапожного крема. Долго хранил.

— Несмотря на порку, которую задал нам отец?

Филипп скорчил гримасу.

— Да ремнем он орудовал мастерски. Но я все равно решил стать настоящим врачом. Помню, тогда еще твоя мама заболела, к доктор из города…. Как его фамилия?

— Кажется, Стейн.

— Верно, доктор Стейн. Помню, как он приехал на ферму, и даже твой отец перед ним заискивал. «Конечно, доктор Стейн», «Как скажете, доктор Стейн». Вот и я подумал, — добавил он быстро, с некоторым смущением, — как будет хорошо, если люди вроде твоего отца станут называть меня «доктор Дэвидс». А ты почему решил заняться медициной?

Деон пожал плечами.

— Не знаю даже. В школе мне хорошо давались точные науки, и директор посоветовал, чтобы я шел на медицинский. Он поговорил с отцом, и, поскольку Бот учился в сельскохозяйственном и ферма должна была перейти к нему, старик согласился, хотя, конечно, предпочел бы, чтобы я поехал учиться в Преторию.

Филипп улыбнулся.

— Наверное.

Они замолчали, и каждый задумался о своем.

В первое мгновение Деон испугался за отца. Слава богу, думал он, что отец здесь, в клинике. Слава богу, что не на ферме. Если он узнает, это его убьет.

Эта мысль сверлила мозг, как тупая боль, с той самой минуты, когда ему в десять вечера позвонила плачущая Лизелотта. Он долго не мог ничего понять из ее истерических всхлипываний. Сначала у него создалось впечатление, что Бот попал в автомобильную катастрофу. В конце концов он заговорил с ней властно и строго, немного успокоил ее и сумел вытянуть что-то связное. Вот тут его и охватил холодный ужас: брата забрали в полицию, отец не должен об этом знать.

Он добился у ошеломленного директора клиники отпуска по семейным обстоятельствам и всю ночь провел за рулем.

А утром он был потрясен еще больше, когда увидел Бота, который, еле волоча ноги, вошел в зал суда вместе с пьянчужками, наркоманами и участниками поножовщины. У него был затравленный вид, словно он все время ждал, что на него обрушатся удары, а с губ не сходила жалкая кривая улыбка. Он словно извинялся за то, что он здесь, что дышит, что отбрасывает тень, что существует. Казалось, у него есть только одно желание: съежиться, стать незаметным, исчезнуть.

Местный адвокат (Деон поднял его с постели в половине шестого утра, и он выглядел так, словно его против воли приволокли куда-то, где ему вовсе нечего делать) пробормотал, что положено, а потом бесконечно долго пререкался с обвинителем о сумме залога.

— Обвинение очень серьезное, ваша милость, — повторил прокурор. — Тайная скупка алмазов. — Он смаковал эту фразу. — Противозаконное владение алмазами. Это очень серьезное обвинение.

Но в конце концов Деону позволили подписать залоговое обязательство, адвокат вручил деньги секретарю суда и Бот был освобожден из-под стражи.

Они молча вышли из здания суда на залитую солнцем улицу. Лизелла ждала их в автомобиле на стоянке напротив, в прохладной тени. Деон открыл перед Ботом правую дверцу. Бот рассеянно кивнул и сел в машину. Лизелла включила мотор, вырулила со стоянки, и скоро они выехали из города, по-прежнему в полном молчании.

Они мчались по пыльной дороге среди каменистого вельда, и это молчание нависало над ними, как облако пыли, поднятой колесами. Пыль была оранжевой, от нее сохло во рту и першило в горле. Наконец Бот заговорил.

— Они обошлись со мной, как с последним черномазым, — объявил он обычным, разве чуть менее уверенным голосом.

Лизелла посмотрела в зеркало заднего вида на Деона. Он предостерегающе качнул головой.

— Они плохо с тобой обращались? — со сдержанным гневом спросил Деон.

Бот повернулся к нему, растерянно хмурясь.

— Плохо? — повторил он и задумался. — Нет, пожалуй. Но я просил их не сажать меня за решетку, хотел просидеть ночь на скамейке в дежурном отделении и обещал, что не убегу. А они сказали, что по закону обязаны посадить меня в камеру до утра. Потом они принесли мне чай в бутылке из-под кока-колы. Так в тюрьме поят чаем цветных! — Помолчав, он добавил тем же бесстрастным голосом: — Могли бы дать мне чашку!

Деон и Лизелотта снова обменялись взглядами.

— Как это случилось? — спросил Деон.

Бот, казалось, мог думать и говорить только о пустяках. Это был тревожный признак. Если заставить его рассказать все подробно, он, возможно, придет в себя.

— Что? — спросил Бот визгливым голосом.

— За что тебя арестовали?

Их было двое. Они всегда ходят вдвоем. И одно это должно было бы насторожить его.

Но все произошло так обычно, что у него не возникло никаких подозрений. Утром он ездил в город к бухгалтеру, вернулся к обеду. После обеда они пили кофе на веранде, Лизелла что-то болтала, а он рассеянно отвечал. Она считала, что им следует построить новый дом среди плакучих ив, поближе к дамбе. Дом будет современный, с просторной кафельной кухней, с современной ванной комнатой и большими окнами — она уже вырезала много подходящих рисунков из английских и американских журналов. Старый дом слишком тесен и неудобен, сказала она, тесен особенно теперь, когда папа ван дер Риет так болен. Он слушал вполуха и отвечал что-то, пока не допил кофе. А потом пошел в контору заняться счетами, с которыми возился уже не один день.