Кристиан Барнард - Нежелательные элементы

Деон, вздрогнув от удивления, узнал Филиппа Дэвидса. И тут же удрученно вспомнил, что он так и не позвонил ему.

Последние дни перед отъездом в Австралию были совершенно сумасшедшими. В тот вторник он дважды возвращал сына одного своего коллеги в операционную — вновь начиналось кровотечение (почему-то, когда оперируешь собратьев-врачей или их близких, обязательно что-нибудь случается). Потом неприятности с Лизой. А за день до отъезда его встреча с Триш, когда ему пришлось сказать, что у ее сына атрезия трехстворчатого клапана, а не тетрада Фалло, как предполагали, и что это непоправимо. Он все еще помнит и всю жизнь будет помнить, как Триш, застыв, сидела у его письменного стола, он видел, как сжимались ее узкие плечи, и только тонкие пальцы машинально открывали и закрывали, открывали и закрывали застежку на дорогой сумочке.

Тем не менее он должен был позвонить Филиппу. Такую невежливость легче счесть сознательным проявлением пренебрежения.

Он улыбнулся — его улыбка получилась даже излишне сердечной, словно он хотел загладить случившееся, и воскликнул:

— Здравствуй! Ну, как дела?

Филипп тоже как будто в первую секунду растерялся, и, хотя улыбнулся в ответ, в его голосе прозвучала некоторая сдержанность.

— Здравствуй, Деон. У меня все хорошо. Спасибо, очень хорошо.

И, обойдя автомобиль, подошел к нему.

Они обменялись рукопожатием.

— Сто лет тебя не видел, — вынужден был сказать Деон.

— Какими судьбами ты здесь? — спросил Филипп и обвел взглядом обшарпанные фасады фабричных зданий и высокие закопченные стены по обеим сторонам улицы. Это был заводской район, к которому примыкали трущобы.

— Пригнал машину на профилактику. Мастерская за углом. А у них не нашлось, кому меня отвезти. И я решил поехать на автобусе.

— Ты в больницу? Если хочешь, я тебя подвезу.

Деон сказал нерешительно:

— Мне не хотелось бы тебя затруднять.

Филипп предупредительно открыл дверцу и жестом пригласил его сесть.

— Я сам туда еду.

Деон с облегчением влез в машину и, перегнувшись через сиденье, отпер дверцу водителя.

— Спасибо, — сказал он, когда Филипп завел мотор и, прибавив оборотов, приготовился отъехать, едва в потоке машин образуется просвет. — А то для прогулок не самая приятная погода.

Филипп отозвался, уже лавируя между легковыми автомобилями и тяжелыми грузовиками.

— Пожалуй, — сказал он.

Некоторое время они ехали молча.

— Как мама? — спросил Деон.

Филипп пожал плечами.

— Угасает. Но к счастью, гормональные препараты сняли боли в костях, которые вызывались метастазами.

Снова наступило молчание. Деон пытался придумать, что бы такое сказать дружеское и непринужденное.

— Знаешь, — сказал он наконец, — я только сейчас вспомнил, что ты мне звонил. Это было уже давно. Мне правда очень неловко, что я тебе тогда не позвонил.

Филипп поглядел на него:

— Звонил? А, пустяки. Просто хотел поблагодарить за приятный вечер.

— Секретарша передала мне, но на меня столько тогда навалилось, что из головы все вылетело. Ты помнишь Триш?

— Триш?

— Триш Коултер. Она училась в художественной школе, когда мы были на последнем курсе. Я тогда некоторое время с ней встречался. Патриция Коултер.

— Девушка с длинными темными волосами?

— Ну да. Темно-рыжими.

— Что-то припоминаю. Я, по-моему, видел вас вместе.

— Так вот, она неожиданно приехала из Италии. Она теперь там живет. Вышла за итальянца. Но он погиб в автомобильной катастрофе.

Он коротко изложил историю Триш и объяснил, зачем она приезжала.

— Да, нелегко, — сказал Филипп, и его обычно спокойный голос чуть дрогнул. — На долю некоторых людей почему-то выпадает незаслуженно много страданий.

Впереди вспыхнул желтый сигнал светофора, и Филипп прибавил скорости, затем передумал и затормозил. Маленький автомобиль плавно остановился на красный свет.

— И трагедия тем больше, что ее можно было бы предотвратить, — добавил он.

— Ты имеешь в виду исследование хромосом плода? Но он и так знал, что Филипп имеет в виду именно это.

— Да. Прокол полости плодного мешка в наши дни широко практикуется. — Филипп покосился на него. — Ну, ты знаешь: из матки матери на ранней стадии беременности берется жидкость, содержащая клетки плода.

— Да-да, — быстро сказал Деон. — Жаль, что такого исследования не провели.

— Я бы обязательно это рекомендовал. Ей ведь было под сорок, когда она забеременела?

— Тридцать восемь.

— Ну вот. Она была в том возрасте, когда процент вероятности того, что ребенок родится с синдромом Дауна, особенно велик.

— И, обнаружив лишнюю хромосому, ты рекомендовал бы прервать беременность?

— Конечно, — без колебания ответил Филипп.

Деон усмехнулся.

— Помнится, раньше ты придерживался других взглядов.

Загорелся зеленый свет, и Филипп отпустил сцепление.

— Раньше?

— А ты не помнишь, как мы однажды схватились на эту тему?

— Да, вспоминаю. — Филипп умолк, переключил передачу и обогнал тяжелый громыхающий грузовик. Дорога была свободна, и он продолжал: — Я и сейчас против аборта, если он делается для того, чтобы избавиться от будущего ребенка. Но когда он предотвращает рождение ребенка с неизлечимой болезнью, я считаю его необходимым. Приюты для умственно неполноценных переполнены. Деньги, которые тратятся на содержание детей, как с болезнью Дауна, так и с другими врожденными дефектами, обрекающими их на умственную неполноценность, можно было бы расходовать с большей пользой. Например, здесь они пригодились бы для борьбы с хроническим недоеданием среди детей цветных и черных!

Несколько уязвленный этим скрытым осуждением (пусть он теперь канадский гражданин, но родился-то он тут!), Деон сказал:

— У тебя это выходит как-то очень своекорыстно: вам не на что их содержать — так обойдемся без них.

Филипп поднял брови и ничего не ответил.

— Видишь ли, для Триш это не просто ребенок с синдромом Дауна. Это ее единственный сын. У него есть имя — Джованни. Она любит его, и он платит ей тем же. Если бы ее беременность прервали, у нее не было бы ничего.

— Судя по твоим словам, она достаточно богата, чтобы содержать его. А если б нет? Если такой ребенок вдобавок к своей неполноценности становятся тяжкой обузой для семьи?

— По-моему, это ничего не меняет.

— И не должно менять. Суть одна. Ты сам прекрасно знаешь, что природа создает весьма неблагоприятные условия для тех, кто рожден с синдромом Дауна. Они умирают от инфекционных болезней, различных врожденных дефектов и так далее. Природа избавляется от них. А мы, со своими антибиотиками, хирургией и всем прочим, нарушаем равновесие.

— Ты же не предлагаешь, чтобы их лишали медицинской помощи?