Салман Рушди - Клоун Шалимар

— В семидесятых — большая война, — рассказывал Джанджалани. — Тыща — тыща двести гибнуть. Потом замирение, потом Фронт Моро расколоться, и снова борьба. Ненавидеть правительство Филиппин, ненавидеть США тоже. Их тайный посол приезжать на Базу, давать оружие и деньги. Я сдерживать пламя, но в глубине сердца хотеть его убить.

Филиппинец назвал имя посла, и Шалимар неожиданно вскинулся, словно его ударили.

— Абдурразак, дружище, — проговорил он дрогнувшим голосом, — этого человека и я хочу убить.

— Если что, дай знать, я тебе помогать, — отозвался революционер-филиппинец.

Теперь случалось, она неделями, а то и месяцами не слышала его голоса. По ночам она пускалась на розыски, но на том конце была немая пустота. Он ушел так далеко, что Бунньи не могла до него дотянуться и сама не знала, хочет ли его возвращения, чтобы тешить себя мыслью о счастливом воссоединении, или желает его смерти, которая сделает ее свободной. Только в конце концов он все же всегда появлялся, и тогда ей казалось, что там у него со дня их последней встречи минули всего сутки или двое. Из ее жизни уплывали годы, но, видно, в том месте, откуда говорил с ней он, время имело другую скорость, да и пространство изменило свои очертания. Она не знала, как рассказать ему обо всем, что происходит в Пачхигаме, — времени у нее почти не осталось. Мало-помалу его сообщения становились всё короче. Он лаконично сообщал о себе, о пламени ненависти, пылавшем в его сердце, и задавал всегда один и тот же страшный вопрос: «Они еще не умерли?» Однако Абдулла Номан и Пьярелал Каул все еще были живы, хотя и их срок пребывания на земле сократился на целые годы всего за несколько недель Шалимарова времени. Так что в его временном измерении ждать ему оставалось совсем недолго.

В Афганистан вошли русские, соответственно много афганцев бежало в Пакистан. Афганцы появились в том числе и в лагере за номером двадцать два в «свободном секторе Кашмира». Массы беженцев заполнили огромные, как города, лагеря на северо-западе Пакистана, но эти афганцы вовсе не были бедняками. Вблизи лагерей располагались опиумные поля, и на золото и драгоценности, вывезенные с родины, афганские воротилы купили себе долю в опиумном бизнесе, подкрепляя платежи угрозами и вооруженными расправами. Как только они обеспечили себе контроль над посевами мака, они ввели систему двойного оборота с урожая и стали производить не только опиум, но и героин. Доход от героина был настолько велик, что денег хватало и на подкуп местных чиновников, и на содержание лагерей беженцев. Чиновники закрывали глаза на то, что творилось вокруг плантаций опиумного мака, потому что, обеспечивая лагеря всем необходимым, афганцы тем самым освобождали правительство Пакистана от растущего бремени расходов на беженцев; при этом и самим чиновникам перепадали изрядные суммы.

У афганцев были созданы свои боевые отряды освобождения, и Соединенные Штаты решили оказать им помощь в борьбе против их собственного главного противника, оккупировавшего Афганистан. Американские оперативники из Центрального разведывательного управления, Управления по борьбе с терроризмом и члены спецподразделений стали именовать этих афганских бойцов «мудж». Слово звучало красиво и таинственно и успешно помогало скрывать от непосвященных тот факт, что на самом деле «мудж» или «муджахед» означало то же самое, что и «джихада», то есть «борец за святую веру». В Северный Пакистан щедрым потоком хлынули оружие, деньги и теплые одеяла, и какая-то доля всего этого добра действительно дошла до муджахедов. Правда, б о льшая его часть завершила свое путешествие на черном рынке оружия в приграничной зоне, но что-то попало и в «Азад Кашмир». Через некоторое время афганские бойцы, оказавшись в «свободном секторе Кашмира», стали именовать себя «кашмири мудж». Их снабжали из-за океана мощными ракетами дальнего радиуса действия; первоначально они предназначались для афганского направления, но по нелепой случайности попали не туда. В лагере начали появляться и другие виды современного оружия: автоматические гранатометы советского и китайского производства, ракетные установки на солнечных батареях, позволявшие вести обстрел ракетами автоматического наведения, шестидесятимиллиметровые пушки. В какой-то момент появились даже «стингеры». Все это было сосредоточено в руках кашмирских муджей.

Знакомство с новыми типами оружия занимало у рекрутов б о льшую часть дня. Главным инструктором у них стал давний приятель филиппинца Джанджалани по афганской кампании, человек в черном тюрбане, родом из Кандагара, который называл себя просто Талиб, то есть «ученик». Священное знание именовалось «талим», а те, кто обрел его, — «Талибан», то есть «познавшие». «Ученик» Талиб был тоже своего рода мулла, — во всяком случае, он обучался в религиозной семинарии — медресе. Однако, как и Булбул Факх, он никогда не упоминал, где именно прошел обучение. Афганец Талиб на фронте лишился глаза и носил теперь черную повязку. По причине ранения его временно направили в тыл, но он был полон решимости вернуться в район боевых действий как можно быстрее.

— Ну а пока что трудиться во имя Всевышнего можно и здесь, — заявил он.

Афганец Талиб упорно сверлил Шалимара своим единственным глазом. Похоже, и он, подобно Джанджалани, видел, что Шалимар притворяется, разгадал его потаенные, запретные мысли. Джанджалани понял Шалимара правильно, но клоун всерьез опасался, что с Талибом договориться по-хорошему ему не удастся. Он чувствовал себя лицемером и постоянно боялся разоблачения: ведь он не отказался от себя прежнего, не отринул эго, как было велено, а запрятал его, сыграв самую блистательную роль в своей жизни — роль человека, фанатически преданного Всевышнему. У него были свои личные цели, и он не собирался отказываться от них. «Я готов убивать, но не готов проститься с самим собой, — мысленно говорил он. — Я буду убивать всех, кого прикажут, но себя им не сдам». Однако заявлять о каких-то своих личных целях в таком месте, как лагерь, было просто опасно.

— Ты был фигляром, — презрительно сказал ему Талиб, коверкая урду. — Всевышний плюет на актеров. Плюет слюной на всех, кто поет и танцует. Может, ты и сейчас придуриваешься. может, ты шпион. Считай, тебе крупно повезло, что не я здесь командую. Я бы точно отдал приказ о ликвидации всех вас, забавников. И зубных врачей, и профессоров там всяких, и спортсменов, и шлюх тоже велел бы немедленно уничтожить. Всевышний не терпит умничанья, наук и спортивные игры. — И — без паузы: — Будешь так держать пусковой рычаг ракеты — она сломает тебе плечо. Это надо делать вот так.