Арсен Титов - Кавказские новеллы

И все-таки царю однажды стало ясно, что наступила пора собраться в дорогу. Более того, за некоторое время до этого он стал ощущать неведомую и смутную тревогу, словно бы что-то из его жизни за здешнее пребывание исчезло. Но послы и скороходы приносили отовсюду хорошие вести. Царство его процветало. Крестьяне усердно пахали. Купцы исправно торговали. Воины зорко следили за границами. Ремесленники бойко стучали молотками. А ученые мужи даже занялись книгопечатанием. Но царь встревожился.

— Что-то не так в этом мире, о мои друзья! — сказал он однажды челяди. — Поглядите, чего в нем не хватает!

Челядь, зная высокий ум своего господина, сочла искать в его словах иносказание и много в том преуспела, однако тревоги царя не развеяла, отчего сама впала в отчаяние. Лишь один человек при словах царя улыбнулся. Им оказался дядюшка царя по матери, воспитатель. И когда много преуспевшая, однако не нашедшая подлинного смысла челядь в отчаянии обратилась за помощью к нему, он показал на наши горы, наше небо и нашу землю, спросив в свою очередь о том, что может напомнить эта теснина.

— Да что же, как не боевую башню! — вскричала челядь.

— Ну, предположим, по тому, как вас здесь встретили, она може напомнить вам ваш дом, прочный и радушный! — заметил дядюшка царя по матери, воспитатель.

И челядь с замечанием согласилась.

— А без чего же дом является не домом, а только тенью дома? — снова спросил дядюшка царя.

Челядь впала во второе отчаянье, но царь просветлел и наградил дядюшку, брата своей матери, благодарным взглядом.

— Да без чего же, — сказал он, чувствуя, как уходит от него смутная тревога. — Без женщины дом является не домом, а лишь его тенью!

— Между прочим, и без мужчины — тоже! — перекинулись между собой замечанием наши и похвалили всхмурившихся за предусмотрительность, с которой они посоветовали оставить женщин в горах.

А царь, веселея, уже спрашивал их о женщинах деревни, почему-де за все время пиршества, продлившегося до первого снега, хотя здесь и раннего, но достаточно терпеливого, чтобы не падать на царскую обнаженную голову, почему за все это время он, царь, не увидел ни одной женщины.

— Если у вас их нет — вы только пожелайте, и я дам вам первых красавиц моего царства! — сказал он.

И, говорят, некоторые из наших едва не соблазнились. А может быть, соблазнились бы, кабы другие им не всхмурились. Но как ни то, а отвечать царю следовало. Наши стали совещаться, предложив сначала выдвинуть для ответа старшего из всех. Старший же сказал:

— Все относительно женщин — дело деликатное. И мой ответ могут принять за ответ человека, желания которого угасли и оттого он стал видеть мир однобоко. Потому я предлагаю избрать для ответа нашего уважаемого Дато.

Дато хоть и был по величине медведем, однако нашел повод в свою очередь передать ответ Шота, который сумел переложить его на Геронтия. Геронтий, набычась, кивнул в сторону соседа Георгия. Все при этом посмотрели в сторону Магаро. Он рассердился, хотя виду не подал, и вытолкнул вперед Джару.

По правде сказать, каждый из нас постарался бы снять с себя ответственность за дела и речи перед царем. И Джара, разумеется, не был в числе тех, кто от нас отличался. Но судьба в лице Магаро вытолкнула его к царю, и он, покраснев от натуги, вдруг вскричал:

— Женщины вот когда нужны нам в жизни! Они приносят нас в этот мир, они ранят нас своей любовью, они закрывают нам глаза! И это все, уважаемый царь! Где бы ты видел сейчас хоть один повод для этого?

Никто не ожидал такого ответа. Но более-то никто не ожидал последующего. Джара оглянулся на всхмурившихся и, уже шатаясь от натуги, вскричал еще нечто.

— Дом без женщины — тень дома! Дом без мужчины — тень дома! А дом Таро стоит пустой. Что же он — тень теней? Пусть так скажет тот, кто враг себе!

Он так вскричал, и челядь было схватилась за клинки. А царь властной своей десницей остановил их. Он сразу постиг полный смысл сказанного Джарой и первой половине сказанного восхитился, на вторую же половину сказал, что найдет ушедшего Таро и поставит около себя.

Обещание он исполнил. Но и ему, царю, не было благодати. Вынужден он был под натиском судьбы и врагов покинуть престол и упокоиться на чужбине.

Впоследствии говорили, что слова о наличии трех причин, когда нам необходимы женщины, принадлежат Шопенгауэру. Но сколько мы знаем, Джара это сказал.

Царевич Александр руководил отрядом грузин, посланных наказать за коварство одного афганского хана. С давних пор ведь приходилось грузинам воевать в чужих землях на стороне шаха персидского ради сохранения своей земли. Так устроен мир, оказывается, — когда жарко, раздеваешься, а когда совсем невмочь печет, снова ищешь одежду.

Отряд царевича попал в засаду. Долго отбивались грузины и уходили, но враг сумел окружить их. Чтобы спасти остальных, царевич пошел заложником. Об этом написано. Пойдя, он дал одному человеку свой золотой перстень с изумрудами, расположенными в виде креста, с тем чтобы этот человек принес перстень в родовой храм царевича. Царевич этого человека не любил и всегда ставил впереди, чтобы он первым врывался к врагу. Но, видно, Бог берег этого человека. Уцелел он во всех битвах. И царевич решил довериться ему. Этим человеком был Таро. О том, как он добирался домой, тоже написано. Остался он без правой кисти, но выжил, потому что был воином и владел в должной мере не только оружием, но и знанием местных языков, обычаев и верований.

Кое-кто утверждает, что царевич дал ему не перстень, а свой нательный крест с изумрудами, и будто Таро соблазнился завета не исполнить, будто он принес крест домой и спрятал в ветвях груши, которая жива до сих пор, только уже не дает плодов. Измышления очевидны, ибо в момент прихода Таро домой груша была деревом только для куриц и имела всего пять-шесть веток, среди которых едва ли кому пришло бы в голову что-то прятать. Измышления очевидны еще и потому, что с нательным крестом не расстаются и принимают муки вместе с ним. К тому же Таро не смог бы в минуту наибольшей опасности проглотить нательный крест. А то, что он это делал — глотал перстень во время нападения многочисленных шаек на пути домой — об этом известно достоверно. И Магаро об этом говорит, несколько кривясь, всегда более представляя не тот момент, когда Таро перстень глотал, а последующий, когда Таро вновь являл его на свет Божий.

Вот подлинная история этого перстня.

Голодный и оборванный Таро пришел наконец к спине родных гор, пришел к Сурамской крепости. Было это в апреле, и говорили, апрель в том году стужей походил на февраль. Снега в горах и на перевале легли в высоту всадника вместе с конем, так что преодолеть их в одиночку не было возможности, и Таро ждал кого-нибудь с нашей стороны, из Чрдили, кто бы устал целую зиму сидеть недвижно и рискнул размять ноги.