Артур Хейли - Окончательный диагноз

– Да. Джо находит это нужным. – Затем, покосившись на Вивьен, Люси тихо добавила:

– Возможны, изменения.

– Проверим. Кто из лаборантов свободен? – спросил доктор Белл у сестры и, получив ответ, быстро написал направление. Вместе с Люси он проводил Вивьен до дверей рентгеновского кабинета.

– Вы в надежных руках, Вивьен, – ободряюще улыбнулся он девушке, передав ее лаборанту Карлу Фирбену.

Вивьен, несмотря на не покидавшую ее тревогу и страх, с уважением наблюдала за уверенными действиями лаборанта. Все в этой комнате с громоздкой и какой-то неправдоподобной аппаратурой было особенным, принадлежащим скорее науке вообще, чем тому знакомому шумному миру больницы, который остался за дверью. От этих зловещих тяжелых аппаратов и приспособлений зависит теперь ее судьба, подумала Вивьен. Если бы Майк был здесь, ей не было бы так страшно.

Доктор Белл и Люси Грэйнджер ждали, когда будут готовы контрольные снимки. Наконец, вот они – один за другим. Вкладывая каждый из них в негатоскоп, доктор Белл внимательно сравнивал их с теми, что были сделаны две недели назад. После него снимки так же тщательно изучала Люси.

– Вы видите какие-либо изменения? – наконец спросила она.

– Боюсь, я ничего не вижу.

– Вот здесь есть небольшое, – указал ей доктор Белл. – Но возможно, это след вашей биопсии. А так особых изменений я тоже не нахожу. Мне очень жаль, Люси, но, кажется, мы мало чем смогли помочь вам, – добавил он почти виноватым голосом. – Вы сами скажете Джо Пирсону или мне сделать это? – спросил он, собирая снимки в папку.

– Я сама скажу ему, – промолвила Люси, думая о чем-то своем. – Пожалуй, я сделаю это сейчас же.

Сестра Уайлдинг, отбросив со лба седую прядь, упрямо выбивавшуюся из-под белой шапочки, быстро шла по коридору четвертого этажа. За ней следовал Джон Александер. Наконец она остановилась у одной из дверей и заглянула в палату.

– К вам посетитель, миссис Александер, – бодрым голосом воскликнула она и, отступив, пропустила Джона.

– Джонни, родной мой! – Элизабет радостно протянула к нему руки, слегка поморщившись от боли, вызванной резким движением. Джон наклонился и нежно обнял ее. На минуту она успокоенно и облегченно замерла в его объятиях, а затем отстранилась. Оба вдруг почувствовали натянутость, словно давно не виделись, и от неожиданности этой встречи не знали, о чем говорить.

– Я выгляжу ужасно, – наконец растерянно сказала Элизабет.

– Ты прекрасно выглядишь.

– Все получилось так неожиданно. – Она смущенно посмотрела на свое неуклюжее больничное одеяние. – Я ничего не захватила с собой, даже ночной рубашки.

– Я понимаю, дорогая.

– Я составлю список, и ты все мне принесешь. Сестра Уайлдинг задернула штору, отделявшую койку Элизабет от еще одной койки в палате.

– Ну вот, теперь вы совсем одни и можете поболтать вдоволь. А потом, мистер Александер, я покажу вам вашего малютку, – приветливо сказала она и вышла.

Лицо Элизабет мгновенно изменилось, в глазах были страдание и тревога.

– Джонни, родной, он будет жить?

– Видишь ли, детка… – И Джон растерянно умолк.

– Я хочу знать правду. Сестры не говорят мне… – Голос Элизабет задрожал.

Джон понял, что сейчас она разрыдается.

– Я видел доктора Дорнбергера, – начал он, осторожно подбирая слова. – Он сказал, что есть надежда. Ребенок сможет выжить, но шансов у него… – Он удрученно умолк.

Руки Элизабет бессильно упали на подушку.

– Значит, надежды нет?

Что он должен сказать ей, мучительно думал Джон. Вселить ненужную надежду? Ну а если ребенок умрет?

– Он, знаешь.., очень маленький. Родился слишком рано. Если какая-нибудь инфекция, он может не выдержать… – тихо сказал он.

– Спасибо, Джонни. – Элизабет крепко ухватилась за его руку. Глаза ее были полны слез, и Джон почувствовал, что сам близок к тому, чтобы расплакаться, как мальчишка.

– Что бы ни случилось, Элизабет, родная, у нас еще все впереди. Мы еще молоды… – сдерживая дрожь в голосе, утешал он ее.

– Но это.., это уже второй, Джонни… – безутешно разрыдалась она. – Это так несправедливо…

– Ну поплачь, поплачь, моя маленькая. Тебе станет легче, – нежно успокаивал он, обхватив руками и прижимая ее голову к своей груди. Рыдания понемногу затихли.

– Дай мне носовой платок, – наконец промолвила Элизабет и вытерла мокрые глаза.

– Ну вот видишь, теперь тебе легче. Элизабет с трудом заставила себя улыбнуться.

– Знаешь, Джонни, пока я здесь лежала, я все обдумала…

– Что, родная?

– Ты должен учиться дальше.

– Ну зачем ты опять об этом? Мы ведь все решили.

– Нет, Джонни. – В голосе Элизабет, все еще слабом, прозвучали твердые нотки. – Я всегда этого хотела, да и доктор Коулмен советует.

– Ты представляешь, во что это нам обойдется?

– Да. Я пойду работать.

– А маленький как же? – нежно спросил он. На секунду воцарилось молчание. Затем Элизабет тихо сказала:

– Все еще может случиться, Джонни.

Дверь тихо отворилась, пропустив сестру Уайлдинг. Она сделала вид, что не замечает заплаканного лица Элизабет, и профессионально бодрым голосом сказала, обращаясь к Джону:

– А теперь, мистер Александер, я позволю вам взглянуть на вашего сына.

Передав Джона Александера сестре Уайлдинг, доктор Дорнбергер направился в палаты для новорожденных. Они находились в дальнем конце длинного, окрашенного в светлые тона коридора. Это отделение больницы было заново отремонтировано и несколько перестроено всего два года назад и выгодно отличалось от других отделений обилием света и простора. По привычке доктор Дорнбергер останавливался почти у каждой двери и смотрел через ее стеклянную верхнюю часть на ряды крохотных кроваток, где лежали младенцы.

Они выиграли свою битву за жизнь, думал он. Теперь их ждут дом, родительская ласка и забота, а затем школа и потом уже еще более жестокая борьба за свое место под солнцем. Они познают все – радость успеха, горечь поражений. Но пока первый свой бой они выиграли – они живут.

А вот этим, по другую сторону коридора, упрятанным в инкубаторы, не повезло с самого начала. Им предстоит еще нелегкая борьба за жизнь. И доктор Дорнбергер, пройдя мимо общих палат, направился в палату особых случаев. Осмотрев последнего, самого слабенького и крохотного, младенца Александера, он сокрушенно покачал головой и методично, как всегда, написал на карте все необходимые назначения.

В то время как доктор Дорнбергер покидал палату через одну дверь, сестра Уайлдинг уже вводила Джона Александера через другую.

Как и все, кто входил в палату слабых и недоношенных младенцев, они облачились в стерильные халаты и закрыли лица марлевыми повязками, хотя посетителей от младенцев отделяла перегородка из толстого стекла. Сестра Уайлдинг постучалась в нее, чтобы привлечь внимание дежурной сестры.