Лео Яковлев - Штрихи к портретам и немного личных воспоминаний

Первые сорок три года своей жизни Мечников прожил в Российской империи, лишь на непродолжительное время совершая научные поездки за рубеж. Вся эта часть жизни Мечникова, за исключением двух лет, проведенных на преподавательской работе в Петербургском университете (1868–1870 гг.), прошла в Украине — в Харькове, Одессе, Киеве, в имениях отца и тестя в Харьковской и Киевской губерниях.

Наиболее интенсивная преподавательская и научная деятельность этого периода жизни Мечникова связана с Одессой и Одесским (Новороссийским) университетом, где он был доцентом, а затем ординарным профессором зоологии и сравнительной анатомии. Однако в 1882 году после студенческих волнений и в связи с неблаговидным поведением прикомандированной из России университетской администрации Мечников ушел из университета, прекратил преподавание и сосредоточился на научных исследованиях.

Эти перемены в его жизни совпали с улучшением его материального положения. Дело в том, что по отцу Мечников происходил из обласканного Петром I молдавского рода (фамилия «Мечников» произведена от молдавского слова «спафарий» — «мечник» — означавшего должность и звание его предков), однако семья Мечниковых росла, имения дробились, состояния терялись и проигрывались в карты, и поколение Ильи Ильича и его братьев оказалось, практически, без средств к существованию, а сам Илья Ильич в период своих первых заграничных поездок нередко жил впроголодь. Некогда богатой семье польских евреев Неваховичей, крестившейся по лютеранскому обряду и получившей доступ к петербургской светской жизни, тоже не удалось сохранить свои капиталы, и Эмилия Львовна мало чем могла помочь своему любимому младшему сыну. И только женитьба Ильи Мечникова на Ольге Белокопытовой, дочери киевского помещика, принесла ему долгожданную экономическую независимость от превратностей казенной судьбы.

Несколько лет Мечников работал по своим планам, находясь как бы в свободном творческом поиске. Постепенно у него сложилась частная лаборатория, но экспериментальные исследования все более его увлекали, и со временем он стал ощущать недостаточность своей «экспериментальной базы», что и заставило его принять предложение одесских властей и общественности города возглавить Одесскую бактериологическую станцию — первую в Российской империи и вторую в мире.

Итак — первая в Российской империи!

Казалось бы все те, кто начинал это святое дело с Ильей Мечниковым, должны были быть известны не только специалистам, а их след в истории медицины должен быть ярким, как след кометы в ночи. Однако даже в «научных» биографиях Мечникова упорно просматриваются только две фамилии: Н. Гамалея и Я. Бардах, хотя, как говорится, и ежу понятно, что три человека не справились бы и с десятой частью работ, выполненных на этой станции.

В чем же причина такой потери памяти?

Причины эти становятся понятными, если учесть, что упомянутые научные биографии созданы между 50-м и 80-м годами нашего века, когда идеологическое Зло вполне серьезно поставило перед «советскими исследователями» задачу: насколько возможно «обезъевреить» отечественную, а по возможности и общечеловеческую историю культуры и науки. Кому-то, видно, показалось, что на первой российской бактериологической станции было слишком много евреев. Поэтому история «подправлялась» путем «исключения из памяти» всех остальных лиц, чья деятельность непосредственно была связана с основанием и первыми практическими шагами этой станции.

Постараемся же восстановить эту память.

Практической целью станции были предупредительные («пастеровские») прививки людям и животным, но ее руководитель — И. И. Мечников — не был ни врачом, ни ветеринаром. Поэтому он организовал работу станции по двум направлениям — практическому, за которое отвечали уже упомянутые Гамалея и Бардах, и исследовательскому, которым руководил он сам. И именно к работе по своим исследованиям привлек двух одесских врачей, с которыми общался и работал еще до открытия бактериологической станции. Это были братья: Д. О. Кранцфельд, доктор медицины, впоследствии военный врач, майор русской армии в период Первой мировой войны и М. О. Кранцфельд, главный санитарный врач Одессы, впоследствии профессор Одесского университета и бессменный секретарь созданного им первого в России отделения Международной Ассоциации по борьбе с туберкулезом. У обоих этих врачей, как и у доктора Фишлеса, тоже помогавшего Мечникову в его исследованиях, был один общий недостаток: они были евреями, что не мешало им занимать высокое положение до революции и попасть в знаменитый венгеровский «Словарь русских писателей и ученых», но не давало права на добрую память при «победившем социализме».

М. О. Кранцфельд по заданию Мечникова изучал причины возникновения эпидемий холеры и брюшного тифа на юге Украины, и ему удалось открыть очаги этих болезней и зараженные источники водоснабжения. Но особенный интерес Мечникова вызывали работы Д. О. Кранцфельда, готовившего в те годы свою докторскую диссертацию об острых нагноениях. Эта диссертация была им успешно защищена в 1886 году, в Военно-медицинcкой академии в Петербурге, а обширный материал по клиническим наблюдениям за течением острых воспалительных процессов, обобщенный Д. О. Кранцфельдом в диссертации, вышедшей в том же году отдельной книгой, лег в основу первых научных разработок Мечникова по теории иммунитета (знаменитой «фагоцитной теории»), принесшей ему мировую славу. Как известно, первое убедительное подтверждение своей теории иммунитета Мечников получил в 1886 году при изучении острых рожистых воспалений (Мечникова О. Н. Жизнь И. И. Мечникова. М.; Л., 1926. С. 104), и именно наблюдениям за этими воспалениями была в значительной мере посвящена книга Д. Кранцфельда, имя которого встречается в переписке Мечникова и в последующие годы.

К сожалению, введенное И. И. Мечниковым на Одесской бактериологической станции «разделение труда» себя не оправдало. Молодые «практики» — Гамалея и Бардах не справились со своими задачами, и их действия вызвали падеж большой партии привитых животных. «Помощники» проявили малодушие и спрятались за спину Мечникова, который был вынужден подать в отставку. Разгорелась довольно неприличная «общественная» кампания с угрозами привлечения Мечникова к суду, но М. О. Кранцфельд, имевший определенное влияние на администрацию и городскую прессу, сумел организовать «защитные» публикации и действия, и «негодование общественности» выдохлось, а станция была сохранена.

«Одесская история» послужила одним из толчков к переезду Мечникова за рубеж, и в 1886 году он уезжает во Францию в Пастеровский институт, где его ждала мировая слава и всеобщее признание.