Стефан Брейс - Создатель ангелов

В кафе «Терминус», где каждый вечер рекой лилась «живая вода», подпитывающая разговоры, Рене Морне подстрекал своих клиентов заключать пари, как долго еще фрау Манхаут останется работать у доктора. И каждый раз в тот день, на который ставил кто-нибудь из постоянных клиентов, проигравший, к бурной радости присутствующих, стучал в окно и грозил кулаком в воздухе, когда фрау Манхаут покидала дом доктора и шла домой через площадь. Пастор Кайзергрубер в этом деле держался в стороне, но сам факт его молчания указывал, по мнению Якоба Вайнштейна, на то, что его босс был согласен с поведением своих прихожан и конечно же не забыл чудодейственного средства, с помощью которого доктор Хоппе избавил его от боли в желудке.

Но фрау Манхаут все еще не была уволена, и некоторые женщины с нарастающим разочарованием должны были констатировать, что с течением времени ее голос в доме доктора звучал все более настойчиво, как будто она делала это специально.

Помимо разговоров о Шарлотте Манхаут, много толковали и о детях доктора. Все интересовались тем, что с ними происходило, и строили самые разные предположения. Леон Хёйсманс по-прежнему настаивал, что это был элефантизм, и подкреплял свое мнение медицинскими книгами, в которых были фотографии людей с обезображенными лицами и бросающимися в глаза большими лысыми головами. Появились уже и такие, кто первым стал упоминать страшную болезнь, но и они осмеливались назвать только ее первую букву: заглавную букву «Р».

Доктор Хоппе между тем продолжал настаивать, что все не так уж плохо, и даже намекал, что вирус гриппа, который почти каждую зиму бушевал в округе, был гораздо опаснее, чем болезнь его детей.

За четыре месяца фрау Манхаут почти ни словом не обмолвилась с доктором Хоппе. Несколько раз она собиралась поговорить с ним о татуировках мальчиков, но из-за того, что он, за исключением рутинных медицинских осмотров, оставил их в покое, так и не возвратилась к этому. Ей даже показалось, что здоровье мальчиков стало лучше, и это заставило ее задуматься, не проверял ли доктор на них все это время новые методы и лекарства. Мальчики, конечно, часто уставали и спали гораздо больше, чем другие дети в этом возрасте, но когда наконец просыпались, то словно старались взять от жизни как можно больше, будто раньше все время были чем-то одурманены. Они стали гораздо любопытней и интересовались, прежде всего, тем, что же происходит вокруг, и особенно за стенами дома, в котором они, так или иначе, были в заключении. Но фрау Манхаут нарочно ограничивалась поверхностными ответами, чтобы не слишком разжигать их желания.

— А что там? — спрашивали они уже несколько раз, показывая на дома на той стороне улицы.

— Другие дома, — отвечала она.

— А куда едут эти машины? — интересовались они, когда пробка за окнами снова ползла к пересечению трех границ.

— На гору.

— А где находится Голландия?

— За горой.

— А когда мы туда пойдем?

— Когда-нибудь.

Их перспективы оставались ограниченными как в прямом, так и в переносном смысле и простирались не дальше, чем вид из окна: церковь, улица, дома, несколько деревьев, машины и люди. Фрау Манхаут очень хотела как-нибудь вывести их на прогулку, пусть даже на другую сторону улицы или до деревенской площади. Это было бы началом. Поэтому она в ожидании скорой весны хотела заговорить с доктором о том, что не видит для прогулок никаких препятствий сейчас, когда здоровье детей явно пошло на поправку. После формальностей это стало первым, о чем она спросила после своего возвращения.

— Я хочу повести Михаила, Гавриила и Рафаила на прогулку, — сказала она.

— Зачем?

— Они еще никогда не были на улице. Меньше чем через полгода им исполнится три, а они еще ничего не видели в этом мире.

— Со мной в этом возрасте было то же самое.

Его ответ поразил фрау Манхаут. Как будто он собирался повторить свое детство в своих сыновьях. Как будто им не позволялось то, чего был лишен он сам. Если это было единственной причиной, по которой детям нельзя выходить из дома, ей нужно отговорить его от этой безумной идеи. В то же время Шарлотта задумалась, как могло получиться так, что в детстве доктор не выходил на улицу. И почти в то же мгновение, взглянув мельком на его лицо и, само собой, на шрам, она догадалась о причине, которой сама же и испугалась. Но не стала прогонять эту мысль. Ей надо было убедиться, права ли она.

— Может, вы боитесь, что их кто-нибудь увидит? Вы стыдитесь своих собственных детей? Это так? Им поэтому нельзя выходить?

Реакция доктора была почти незаметной. На мгновение его лицо исказилось, как будто на зуб попало что-то твердое. Но для нее этого было достаточно, чтобы понять, что она задела больное место.

— Вы так думаете? Это то, о чем вы подумали?

— Не только я, — сказала она наугад. — Все так думают.

Доктор на некоторое время замолчал, чтобы обдумать ее слова.

— Я не стыжусь их, — ответил он. — Как вам пришло в голову? Почему бы мне их стыдиться?

«Из-за того, как они выглядят. Из-за того, как они выглядят», — вертелось у нее на языке. Но она сказала:

— Тогда ведь незачем держать их взаперти.

— Я не хочу, чтобы с ними что-нибудь случилось. Нельзя, чтобы с ними что-то случилось.

Гиперопека. В этом все дело? Он поэтому так строг? Фрау Манхаут часто приходилось иметь дело с такими родителями, которые, например, жили за углом от школы, но все равно привозили своего ребенка на машине и высаживали у самых школьных ворот, или боялись отпустить сына в школьную поездку, или давали дочери с собой записку, где было сказано, что ей можно, а чего нельзя делать на перемене. Но таких родителей, которые все время удерживали бы детей дома, она не встречала. Хотя, может, доктор так боялся за них, потому что потерял жену.

Шарлотта не стала спрашивать. В тот момент это было бы неуместно. Она только сказала:

— Если бы вы разрешили им сейчас выйти в сад… Там ведь с ними ничего не может случиться. И я буду очень внимательно следить за мальчиками. Я не отойду от них ни на минуту.

«Шаг за шагом», — думала она.

— Только если погода будет хорошая, — пробормотал доктор, возможно из-за того, что не хотел сдаваться сразу.

Но для нее это уже была маленькая победа.

Как пламя гаснет без кислорода, так угасла и эпидемия слухов, захватившая деревню на несколько недель. Было еще несколько матерей, которые пытались поддержать костер сплетен, но и они лишились дара речи, когда весной 1987 года тройняшки доктора появились в саду. Это обнаружил Фредди Махон, который выгуливал на деревенской площади свою собаку и вдруг услышал детские голоса, доносившиеся со стороны высокой изгороди из боярышника вокруг докторского сада. Он подобрался ближе и стал прогуливаться вдоль изгороди, пока не нашел в ней проплешину, тогда Фредди заглянул в сад. В качестве доказательства Фредди потом демонстрировал в кафе «Терминус» царапины на ладонях от острых шипов боярышника. Он рассказал, что трое мальчиков сидели за маленьким столом в тени старого ореха. Шарлотта Манхаут была с ними и чистила картошку. Братья играли с карточками, которые лежали перевернутыми на столе, и по очереди открывали по две картинки, чтобы найти одинаковые.