Стефан Брейс - Создатель ангелов

Главный редактор сказал, что сроки сдачи январского номера прошли уже неделю назад и что он с минуты на минуту ожидает корректуру. Но статьи для февральского номера еще принимались.

Ждать так долго доктор Хоппе не захотел.

— It's too important [5] Это слишком важно (англ). , — сказал он.

С долей здорового недоверия главный редактор поинтересовался, о чем же именно идет речь. На той стороне провода чувствовалось сомнение, но потом голос уверенно произнес:

— Клоны. Я клонировал мышей.

Внимание главного редактора было немедленно завоевано. Если бы это оказалось правдой, то это и в самом деле была бы чрезвычайно важная новость. Сообщение тут же напомнило главному редактору, кто такой Виктор Хоппе: тот самый немецкий биолог, который несколько лет назад опубликовал в журнале Science [6] Академический журнал Американской ассоциации содействия развитию науки. Считается одним из самых авторитетных научных журналов. смелую статью о манипуляциях с мышиными эмбрионами.

— Это действительно чрезвычайная новость, — сказал редактор.

— Я хотел бы как можно скорее опубликовать отчет о моем исследовании, вы ведь понимаете?

— Прекрасно понимаю, — ответил главный редактор, сделавшийся вдруг невероятно уступчивым. — Я мог бы постараться пристроить статью в этот номер. Вы сможете прислать мне ее сегодня по факсу?

— Только завтра.

— Это уже сложнее. Крайний срок, когда я мог бы еще ее принять, — до полудня. У вас получится?

На самом деле в запасе еще был целый день, но об этом он умолчал. Чем больше он даст времени, тем больше будет шанс у других журналов прознать об этом и перекупить сенсацию.

— В двенадцать. Должно получиться.

— Превосходно. Сколько мышей вы клонировали, если позволите поинтересоваться?

— Троих. Три штуки.

— Фантастика. С нетерпением жду вашу статью.

— Мне остались только кое-какие детали. Можете на меня рассчитывать.

Когда Виктор Хоппе в Ахене положил трубку, от той статьи, которую он должен был сдать завтра, на бумаге у него было совсем немного. В голове, правда, имелся план статьи, он записывал все данные по ходу каждого шага эксперимента и делал фотографии, но больше у него ничего не было. Виктор понимал, что должен делать упор именно на своей технике. Дело в том, что большинство его коллег использовали для слияния клеток вирус, из-за чего теряли контроль над важнейшим процессом в клонировании. Сам же он использовал и усовершенствовал технику, которую разработал в семидесятые годы английский профессор Бромхолл: при помощи микроскопической пипетки он вводил в клетку чужое ядро и, не извлекая пипетки, вытягивал ядро собственное. Таким образом в оболочке образовывалась всего одна ранка, которая затягивалась быстрее. Только что открытое вещество цитохалазин В, которым он затем обрабатывал клетку, обеспечивало ее эластичность, что способствовало скорейшему слиянию с новым ядром.

В теории все было просто, но на практике этот метод требовал большой тренировки и в тысячу раз больше ловкости, чем требуется, чтобы вдеть нитку в иголку. Многочисленные попытки оказались неудачными из-за того, что оболочка клетки повреждалась слишком сильно или вместе с ядром удалялось чересчур много цитоплазмы. Слияние клетки с новым ядром тоже редко проходило без проблем, и на дальнейшее развитие в эмбрионе реконструированной клетки было невозможно повлиять. Данные, которые получал доктор, также говорили сами за себя. Из пятисот сорока двух отобранных клеток белых мышей даже половина не пережила микрохирургического вмешательства, во время которого их собственные ядра были заменены на ядра клеток серых мышей. Из оставшегося количества только сорок восемь клеток срослись с новым ядром. На четыре дня они были помещены в специальную среду, после чего оказалось, что шестнадцать клеток превратились в крошечные эмбрионы и, соответственно, могли быть пересажены в матку нескольких белых мышей. Несмотря на такой низкий показатель — даже три процента клеток не выдержали предпоследнюю стадию, — Виктор Хоппе все-таки добился успеха, чего не удавалось ни одному из его коллег: все попытки терпели неудачу на стадии выращивания эмбриона.

После этого ему пришлось ждать три недели, пока эмбрионы вырастут и появятся на свет. На тот момент он уже обработал новую партию клеток. К его отчаянию, в этот раз ни одна из клеток не выдержала стадию выращивания, так что все его надежды были связаны с уже подсаженными в матки эмбрионами. Мышата появляются на свет абсолютно лысыми, и доктору пришлось ждать еще три дня, пока у них не выросли первые шерстинки, чтобы убедиться в том, что его эксперимент по клонированию удался. Шестнадцать переделанных клеток должны были вырасти в клонированных серых мышат, а из пятнадцати обычных оплодотворенных клеток, которые он одновременно имплантировал в матки к нескольким мышам, должны были появиться обычные мыши с такой же белой шерстью, как и у их матерей.

Мыши родились 13 декабря 1980 года в университетской лаборатории города Ахена. Чтобы исключить любой риск, их извлекли на свет при помощи кесарева сечения. Это вмешательство было элементарным действием по сравнению с микрохирургией, которая требовалась при замене клеточных ядер. Здесь казалось, будто в руках у доктора звери размером с взрослую лошадь. И все-таки ему пришлось очень сильно сконцентрироваться, потому что от напряжения у него дрожали руки.

Первая из пяти белых мышей-матерей — чтобы различать, он пометил их чернильными полосками на шкурках, от одной до пяти, — не принесла ожидаемого результата, напротив, из восьми детенышей, которые все оказались мертвыми, только трое внешне напоминали мышей. Из пяти остальных двое имели форму уродливых изюминок, еще двое напоминали сильно уменьшенный человеческий эмбрион, мертворожденный при выкидыше. Кожа последней изуродованной мышки была тоньше папиросной бумаги, и через нее просвечивали все внутренности. Доктор Хоппе был расстроен, но, поместив в формалин потомство первой мыши, он с новой надеждой взялся за кесарево сечение второй. Четыре из пяти эмбрионов тоже оказались мертвыми да еще срослись между собой. У первой пары был общий позвоночник, а вторая имела общую нижнюю половину тела. Внимание доктора, однако, сразу же привлек пятый экземпляр, который оказался в два раза больше остальных мышат и самое главное: он был жив! Но на этом все закончилось. Зверек производил совсем мало движений — только мышцы задних лапок заметно сокращались, — и тогда доктор молниеносным движением схватил пипетку и стал вдувать в крошечную пасть воздух.

— Дыши! Дыши! — кричал он так, будто в руках у него был человеческий младенец.