Т. Корагессан Бойл - Дорога на Вэлвилл

Со слезами отчаяния на глазах он посмотрел на удивленные лица соседей по столу и внезапно увидел бенедектиновые глаза и пронзительно зеленые скулы девушки, которую вчера вечером заметил в номере напротив. Смутившись, Лайтбоди уставился на меню, которое, рассыпаясь в извинениях, сунула ему в руки официантка.

– Что, слюнки текут? – раздался голос сбоку.

Говорил англичанин, на вид лет шестидесяти, с аккуратной белой лысинкой и лошадиными зубами. Он сидел справа от Уилла.

– Грызем удила от голода? Это чувство мне знакомо. Правильная жизнь чертовски разогревает аппетит, с этим не поспоришь.

Уилл с энтузиазмом признал правильность этого суждения, все еще разглядывая меню.

– Эндимион Харт-Джонс, – после некоторой паузы произнес англичанин.

В первый момент Лайтбоди подумал, что так называется какое-нибудь блюдо, и лишь потом сообразил: сосед представляется.

Уилл вырос в приличной семье, учился в привилегированных учебных заведениях и отлично знал, как подобает вести себя в обществе. Когда-то он был человеком вполне общительным и отнюдь не замкнутым, хотя, конечно, не из тех, кого называют душой общества. Обернувшись к англичанину, он глухо, как из бочки, сказал:

– Уилл Лайтбоди.

Англичанин представил остальных, и Уилл кивнул каждому. Массивная дама слева оказалась некоей миссис Тиндермарш из Индианаполиса. Дальше сидел коротышка с шишковатой головой и заостренной бородкой – профессор Степанович из Санкт-Петербургской Академии астрономических наук; напротив Уилла сидела та самая зеленая девица – мисс Манц из Пагепси, штат Нью-Йорк; с ней соседствовал Хомер Претц, фабрикант из Кливленда.

– Ореховый лиссабонский бифштекс с соусом из белкового крема чудо как хорош, – без малейшей иронии сообщила миссис Тиндермарш.

Уилл захлопал на нее глазами. За спиной у него по-прежнему торчала официантка (или она, как и миссис Стовер, называлась здесь диетологом?), поэтому пришлось углубиться в изучение меню:

– Как насчет закуски, мистер Лайтбоди?

Уилл оглянулся и увидел не одну, а сразу двух грудастых, пышущих здоровьем девиц – официантку и диетолога. Их широкие, простодушные лица, казалось, были отмечены неким тайным знанием, в которое их посвятил несравненный Шеф и кумир.

– Меня зовут Евангелина, – сказала та, что повыше ростом. – Я буду руководить вашей диетой. А это, – она показала на вторую девушку, – Гортензия. Она будет вашей официанткой. Если позволите, я объясню вам содержание меню. – Она откашлялась. – Надеюсь, вы обратили внимание на колонки цифр, напечатанные справа от названий блюд…

Уилл вцепился в меню так, словно это была веревка, протянутая над ямой с крокодилами. Соседи по столу молчали, почтительно наблюдая за его выражением лица: речь шла не просто о еде, то была высокая наука.

– Итак, – продолжила Евангелина. – Если сложить все цифры, стоящие справа от названия блюда, вы получите общую сумму калорий. Итог нужно написать внизу каждой из колонок. Подчеркните выбранные вами блюда, подпишитесь внизу, а потом отдадите вашему врачу. И так после каждой трапезы. Видите, как все просто?

– Вижу, – согласился Уилл, переведя взгляд с диетолога на мисс Манц, а потом и на всех остальных. – В общем, да…

– Ну что ж, – жизнерадостно сказала Евангелина. – Тогда повторю свой первый вопрос: как насчет закуски? Могу посоветовать вам наттолиновое желе или протозовые пирожки. Самая уместная пища для человека в вашем состоянии.

Уилл провел рукой по волосам. Желудок начинал ерепениться, как старый враг, загнанный в угол, но не собирающийся сдаваться без боя.

– Знаете что, – пробормотал Лайтбоди. – Я, пожалуй, тостик возьму. И еще воды. Да, стакан воды.

– Тостик? – хором воскликнули девицы, всем своим видом изображая шок и недоверие.

– Но послушайте… – начала высокая, однако тут же сменила тон. – То есть, конечно, мы можем сделать вам тост, если угодно. Но, сэр, я бы порекомендовала вам кукурузную кашу, коричневый суп и оладьи из чернослива. Это уж самый минимум. Вы правильно поступаете, что не хотите переедать, однако для того, чтобы очистить организм от яда, нужна обильная и здоровая пища.

Тут в разговор вмешался англичанин:

– Это правильно, старина. Нужно прочищать организм. Вам тут всю внутреннюю флору поменяют, уж можете мне поверить. – При этих словах почему-то весь стол покатился со смеху. – А вы должны им помочь.

Уилл покраснел. Флора? Какая еще к черту флора? А чего стоит это меню! Полнейшая чушь! Наттолиновое желе, протозовые пирожки, какая-то мелтоза, белки, желтки и прочая дребедень. Такой же дрянью питалась и Элеонора. Все это очень мало походило на нормальную еду. Лайтбоди выпятил вперед челюсть и свирепо уставился на официантку.

– Тост, – повторил он непреклонно. – Сухой. И больше ничего, большое спасибо.

Присмирев, девицы ретировались. Когда же Лайтбоди снова повернулся к столу, его взгляд встретился с напуганными желтыми глазами мисс Манц. Барышня, впрочем, тут же повернулась к русскому астроному и завела разговор о погоде:

– Какая необычно холодная погода, не правда ли?

Англичанин принялся разглядывать манжеты на рубашке, а миссис Тиндермарш занялась изучением заоконного пространства. Что до Хомера Претца, то он сосредоточенно жевал нечто, плохо поддающееся зубам. Именно в эту минуту относительного спокойствия Уилл снова подумал об Элеоноре. Где она? Почему она не подошла пожелать ему доброго утра? Или метод Келлога в том и состоит, чтобы вбивать клин между мужем и женой? Разделять и властвовать? Ну уж нет, не станет Уилл Лайтбоди рассиживать тут и грызть тост в отдалении от жены!

Он как раз собирался встать, когда снова появилась официантка. Принесла ему тост, а миссис Тиндермарш – кумыса. Уилл неохотно опять опустился на стул, все оглядываясь, не появится ли Элеонора. Увы, ее не было. Дам в зале было предостаточно, буквально сотни – в возрасте от пятнадцати до восьмидесяти лет, причем все разодеты по самой последней моде (разумеется, с учетом предписаний обожаемого Шефа). Все наслаждались здоровой пищей и светским общением. Болтовня слышалась отовсюду, она наэлектризовывала воздух и сливалась в некий стройный гул, словно жужжание насекомых в летний вечер. Лайтбоди наклонился и с отвращением поднес ко рту тост.

Разок откусил – и сразу началось ворчание в желудке. Вернее, не ворчание, а рычание, да еще со злобным шипением, словно сунули палку в клетку с хищником.

– Не робейте, дружище! – воскликнул англичанин, выставив на всеобщее обозрение свои лошадиные зубы.